Они были первыми

— Ну что же, — заговорил он, круто поворачиваясь ко мне, — раз так, раз они не только не хотят понять, но мешают нашей работе, придется предложить им выехать на годик в Финляндию… Там одумаются…

И на этом мы расстались.

Они «одумаются», рассчитывал тогда Владимир Ильич. Но эта надежда оказалась напрасной. Не прошло и двух недель, когда Совнарком за всю совокупность явно преступной, антинародной и противообщественной деятельности кадетов должен был принять декрет, ставящий эту партию, окровавившую русский народ и русскую землю множеством контрреволюционных выступлений и заговоров, вне закона. И, несмотря на это, партия кадетов сделалась несомненным центром всего тот черносотенного, белогвардейского, авантюристического, помещичьего и буржуазного, что хотело повернуть колесо истории направо и даже не к «конституционному демократизму», а к прямому монархизму. Наступили крутые времена. Расследования 75-й комнаты Смольного, которыми я руководил, то и дело обнаруживали заговоры, склады оружия, тайную переписку, тайные собрания, явочные квартиры и т. п.

Самовольное сосредоточение боевых отрядов «смертников» в Петрограде, арест организации офицера Синебрюхова на курсах Лесгафта, различные иные выступления явно говорили о том, что контрреволюционеры не успокаиваются, а, наоборот, организуются и начинают активно действовать. В это время Ф. Э. Дзержинский взял в свои руки бывшее петроградское градоначальство, организовал там комиссию по расследованию контрреволюционных выступлений; и к нему, как из рога изобилия, тоже посыпались всевозможные материалы, проливавшие новый свет на сосредоточивавшуюся в Петрограде деятельность контрреволюционных организаций. Рабочие массы, узнававшие о различных выступлениях контрреволюционеров, сильнейшим образом волновались. Разгул реакции, контрреволюционная агитация в войсках — все это создавало горячую почву и выдвигало на авансцену борьбы новые способы действия.

И вот однажды — это было в самом начале декабря 1917 года, — когда пришлось мне же докладывать Председателю Совнаркома о целом ряде серьезнейших контрреволюционных выступлений, Владимир Ильич нахмурился, поднялся, нервно прошелся по кабинету и воскликнул:

— Неужели у нас не найдется своего Фукье-Тенвиля [10], который обуздал бы расходившуюся контрреволюцию?!

И Фукье-Тенвиль русской пролетарской революции явился. Это был наш старый, закаленный боец и близкий товарищ Феликс Эдмундович ДЗЕРЖИНСКИЙ.

Весь пламенея от гнева, с пылающими, чуть прищуренными глазами, прямыми и ясными словами доложил в Совнаркоме об истинном положении вещей, ярко и четко обрисовывая наступление контрреволюции.

— Тут не должно быть долгих разговоров. Наша революция в явной опасности. Мы слишком благодушно смотрим на то, что творится вокруг нас. Силы противников организуются. Контрреволюционеры действуют в стране, в разных местах вербуя свои отряды. Теперь враг здесь, в Петрограде, в самом сердце нашем. Мы имеем об этом неопровержимые данные, и мы должны послать на этот фронт — самый опасный и самый жестокий — решительных, твердых, преданных, на все готовых для защиты завоеваний революции товарищей. Мы должны действовать не завтра, а сегодня, сейчас…

Кто помнит то время, кто имел счастье стоять тогда на передовых позициях борьбы за свободу народов, населявших наше обширнейшее государство, тот отлично знает, что провозглашение «революционной расправы» — красного террора Октябрьской революции — не явилось чем-то преждевременным, а, наоборот, явно запоздавшим. Множество контрреволюционных банд уже успело организоваться и рассеяться по всей стране. На Дону в тот момент — в этой русской Вандее — уже собирались полчища донского казачества и других недовольных. Все эти обстоятельства, хорошо известные центральному правительству, не потребовали особо длительных рассуждений при утверждении положения о Всероссийской Чрезвычайной Комиссии при Совнаркоме. Эта комиссия была организована в начале декабря 1917 года.

Если до свержения самодержавия требовались бесконечные жертвы со стороны революционеров, ведших активную борьбу с царской властью, то мы тогда все очень хороню знали, что когда же

БЕЗ ЖЕРТВ БЫЛА ИСКУПЛЕНА СВОБОДА.