Они были первыми

Перед чекистами-спортсменами были поставлены задачи: расширять и укреплять связи с трудящимися, проводить встречи и беседы, посвященные предстоящим торжествам, роли и участию органов госбезопасности в становлении и защите Советской власти на местах, а также политической бдительности; собирать материалы о героических делах чекистов для использования их в воспитательной работе с молодыми сотрудниками; пропагандировать прикладные виды спорта.

В общей сложности спортсмены преодолели более тысячи километров пути, побывали в шести районных центрах и пяти населенных пунктах. При содействии партийных и комсомольских органов были организованы митинги на братских могилах, у памятников погибшим чекистам. Проведено более двадцати встреч и бесед с трудящимися, в которых активное участие принимали ветераны гражданской и отечественной войн, комсомольцы и школьники.

Участники похода встретились с бывшим проводником одного из отрядов 33-й роты Яковом Петровичем Ивановым и записали его рассказ о борьбе с бандами.

Благородной задаче воспитания молодого поколения предназначается и предлагаемый читателю сборник «Они были первыми». Он открывается материалами, посвященными выдающемуся деятелю нашей партии и Советского государства Феликсу Эдмундовичу Дзержинскому, чья яркая жизнь служит примером для чекистов всех поколений. В него включены воспоминания сотрудников, а также документальные рассказы о наиболее характерных операциях, проведенных в годы борьбы с контрреволюцией. Разумеется, это лишь небольшая часть дел, совершенных первыми чекистами.

Мы надеемся, что сборник поможет читателям расширить свое представление о деятельности губчека Якутии, будет способствовать укреплению связи сотрудников КГБ с трудящимися в интересах безопасности нашей Родины.

В. ГУСЕВ,

председатель КГБ Якутской АССР

Ю. Герман ЛЕД И ПЛАМЕНЬ

Я никогда не видел Феликса Эдмундовича Дзержинского, но много лет назад, по рекомендации Максима Горького, разговаривал с людьми, которые работали с Дзержинским на разных этапах его удивительной деятельности. Это были и чекисты, и инженеры, и работники железнодорожного транспорта, и хозяйственники.

Люди разных биографий и разного уровня образования, они все сходились в одном — и это можно было сформулировать, пожалуй, так: «Да, мне редкостно повезло, я знал Дзержинского, видел его, слышал его. Но как об этом рассказать?»

А как мне пересказать все то, что я слышал более тридцати лет назад? Как собрать воедино воспоминания разных людей об этом действительно необыкновенном человеке? Это очень трудно, это почти невозможно.

И вот передо мною книга Софии Сигизмундовны Дзержинской «В годы великих боев». Верная подруга Феликса Эдмундовича, она сообщила о нем много такого, чего мы не знали и что еще более восхищает нас в этом грандиозном характере. Читая ее воспоминания, я захотел вновь вернуться к образу Феликса Дзержинского, который занимает в моей литературной биографии важное место.

Он был очень красив. У него были мягкие, темно-золотистые волосы и удивительные глаза — серо-зеленые, всегда внимательно вглядывающиеся в собеседника, доброжелательные и веселые. Никто никогда не замечал в его взгляде выражения безразличия. Иногда в глазах Дзержинского вспыхивали гневные огни. Большей частью происходило это тогда, когда сталкивался он с равнодушием, которое очень точно окрестил «душевным бюрократизмом».

Про него говорили: «Лед и пламень». Когда он спорил и даже сердился в среде своих, в той среде, где был до конца откровенен, — это был пламень. Но когда он имел дело с врагами Советского государства — это был лед. Здесь он был спокоен, иногда чуть-чуть ироничен, изысканно вежлив. Даже на допросах в ЧК его никогда не покидало абсолютно ледяное спокойствие.

После разговора с одним из крупных заговорщиков, в конце двадцатых годов, Феликс Эдмундович сказал своему помощнику Беленькому:

— В нем смешно то, что он не понимает, как он смешон — исторически. С пафосом нужно обращаться осторожно, а этот — не понимает…

Дзержинский был красив и в детстве, и в юности, и до конца своей жизни. Одиннадцать лет ссылки, тюрем и каторги пощадили Дзержинского, он остался красивым.

Скульптор Шеридан, приезжавшая из Англии в Россию, написала в своих воспоминаниях, что никогда ей не доводилось лепить более прекрасную голову, чем голова Дзержинского.

«А руки его, — это руки великого пианиста или гениального мыслителя. Во всяком случае, увидев его, я больше никогда не поверю ни одному слову из того, что пишут у нас о г-не Дзержинском».

Но прежде всего он был поразительно красив нравственной стороной своей личности.

27 мая 1918 года Дзержинский писал жене: