Они были первыми

На несколько мгновений установилась жуткая тишина, все сразу отрезвели и налитыми кровью глазами смотрели друг на друга. Затем заорали, подняв невообразимый шум. Быстро спрятав наган в карман, Григорий обхватил голову руками и издал какой-то нечленораздельный звук. Казак, «приятель» Сыроежкина, вопросительно посмотрел на него. Не столько увидев, сколько почувствовав его взгляд, Григорий как бы непроизвольно слегка качнулся в сторону сидевшего рядом с ним помощника атамана.

Казак понял это по-своему.

— А, гад! Атаманом захотел быть, — заревел казак и в тот же миг в упор выстрелил в лицо ошалевшего человека, не успевшего ничего сказать…

С гибелью атамана банда была обезглавлена. В ней не оказалось человека, способного подчинить эту преступную ораву. Теперь каждый думал только о себе, не хотел признавать авторитета другого и подчиняться ему: главное звено, объединявшее этих людей, было выбито. Но все-таки все сходились на одном — надо идти к побережью, захватить шхуну и на ней добираться до Америки или Японии. На этом пути банду ждала чекистская засада, и Григорий привел ее туда.

С ликвидацией банды Индигирского заканчивалась северная эпопея Григория Сыроежкина, и он мог покинуть Якутию после двух лет напряженной борьбы, лишений и смертельного риска. С бандитизмом в Якутии было покончено. Оставшихся бандитов-одиночек, забежавших невесть куда, переловили местные чекисты.

1972 г.

В. Бухалов НИЛЬСОН-РЫЖАЯ БОРОДА

Тяжелый, цвета хвои, бархат, отгородивший сцену от зрителей, чуть волновался, когда кто-то за занавесом ненароком задевал его. Между краем занавеса и сценой образовалась едва различимая щелка, в которой больше угадывался, чем различался глаз человека.

Зрители жили ожиданием спектакля. И это помогало им не замечать небогатое убранство театра, тусклый свет, явную нехватку тепла… Да мало ли чего не хватало тогда, когда надо еще было добивать в Якутии остатки белогвардейских банд?!

Оторвавшись от повседневных забот, отложив на время оружие, пришли на премьеру спектакля и люди, которые вели эту самую борьбу. Щель почему-то привлекла внимание Ефимова. А может, просто оказывалась привычка? Все-таки десять лет работы в ЧК, надо полагать, выработали в нем наблюдательность, умение фиксировать в памяти порою едва уловимые детали. Ефимов и его друг Садыков сидели в последнем ряду. Привычка выбирать место, откуда всех и все видно, тоже утвердилась с приходом на работу в ЧК.

Сиденья были широкие, с жесткими подлокотниками и неимоверно скрипучие. Неловкое движение рождало звук, отчетливо напоминавший Ефимову скрип сапог белогвардейца Беляницкого. В двадцать втором году на митинге в народном доме Колымска он призывал тогда собравшихся совершить переворот и арестовать коммунистов!..

— Старые сапоги могут скрипеть? — спросил неожиданно Ефимов друга.

— Как все старое… И даже человек, — рассматривая публику, ответил с улыбкой Садыков. — А при чем тут сапоги?

— Да так.

В боковые двери вошел сухощавый лысеющий человек с орлиным носом и роскошной рыжей бородой.

— Смотри, — Ефимов толкнул локтем Садыкова. — Что за гражданин?

— Ты хотел сказать: господин? — ответил Садыков. — Господин Нильсон.

— Нильсон? — Ефимов не отрывал взгляда от рыжей бороды. — Странно… Где я видел подобную бороду?

— Это представитель фирмы «ОЛАФ СВЕНСОН и К», — сказал Садыков. — Его интересует пушнина.

На сцене запел хомус. Занавес дернулся, разделился на две половинки, и они рывками поползли в разные стороны. На сцене были декорации комедии Анемподиста Софронова «Споткнувшийся не выпрямляется ».

— А у этого американца должен быть родственник… Больше того, близнец, — Ефимов поудобнее устроился в кресле. — Во всяком случае, поразительное сходство…

* * *

Старинной работы часы отсчитывали секунды. Мягкий их ход наполнял умиротворенностью просторный кабинет начальника ГПУ. Раньше он был гостиной купеческого дома. Революция реквизировала особняк, разместила в нем ЧК с сейфами, наганами, дисциплиной и большой ответственностью за эту революцию.

— Прочитал? — Волков открыл кисет с табаком. Тонкий аромат защекотал ноздри. — Другой информации нет…

Ефимов еще раз глянул на радиограмму, на которой был короткий текст:

«МЕЛЬГУВЬЕ ЭНТЕН АЧИМАТАЛЬ ТЕНЕВЬЮ. ЗАНЯЛ КОЛЫМСК. ШУЛЕПОВ».

— Небогато, — Ефимов положил радиограмму в общую столку уже прочитанных.

— На безрыбье и рак… Сам понимаешь, Владимир Спиридонович, — сказал Волков.

— Что означают первые три слова?

— Первые три? — Волков вопросительно посмотрел на Ефимова.

— Теневью, в переводе с чукотского на русский — посылка…

— Ну вот видишь, Владимир Спиридонович, это может оказаться ниточкой. А ты говоришь — небогато… Давай-ка подымим, мозги прочистим, — Волков протянул кисет.