Они делали плохие вещи

Лорна Торрингтон. Разумной длины юбка и водолазка, обтягивающая большую грудь, все тот же черный боб обрамляет лицо.

Лорна отбросила челку с глаз, и внезапно Холлис снова… снова оказался в этой комнате, в этом доме, с этими людьми и с этой тянущей тревогой в животе, которая побуждала его бежать. Бежать немедленно, как можно быстрее и дальше.

Стр. 6-15

Мне нужно рассказать вам кое-что. Эта история – из воспоминаний. Моих и их. Так что, возможно, я не совсем верно передаю детали и что-то перепутала. Но я делаю все, что могу. Клянусь.

Эта история начинается с дома. Или, вернее, с перекрестка. С одной конкретной развязки в один конкретный день в начале сентября 1994 года.

Читайте внимательно.

Пять ничем не примечательных улиц отходили от бетонного островка в центре кольцевой развязки Мэнор-Сёркл, которую на этом берегу Темзы можно обнаружить только случайно. Ни на одной из этих улиц не было ничего похожего на поместье[4]. Чилтерн-Драйв вела к магазинам, торгующим едой и алкоголем навынос; они бывают открыты, когда в них нет никакой нужды, и закрыты, когда они нужны. Сэндэл-роуд изгибалась к железнодорожной станции, где высаживались туристы, чтобы посетить обветшавшую центральную улицу и купить товары по завышенным ценам в пустующих магазинах домашней утвари. На станции находился паб «Байвэйс», который по субботам превращался в ночной клуб. Каждый месяц его закрывали, когда полиции приходилось расследовать очередную поножовщину. Берри-авеню вела к черному входу университета Кэхилла; о существовании этого входа студенты не знали и никогда им не пользовались.

Колдуэлл-стрит не вела никуда.

Асфальт, покрывающий ее тротуары, вспучился, по обеим сторонам теснились приземистые трехэтажные семейные дома, купленные пару десятилетий назад парами, ожидавшими ребенка, – они надеялись попасть в программу восстановления зоны Моксли-Гарденс. Дети родились, выросли и теперь сдавали экзамены в университеты, а их стареющие родители продолжали ждать, когда Моксли-Гарденс наконец поднимется и возродится. Тем не менее большинство домов на Колдуэлл-стрит оставались достаточно приемлемыми для публики, обладающей определенной иронической восприимчивостью.

Другое дело дом номер 215. Его фасад покосился больше, чем у соседних домов. От сырости покорежились оконные рамы, а забор накренился настолько, что едва не падал. Главное же отличие дома номер 215 состояло в том, что его заросший сорняками палисадник до сих пор не был заасфальтирован под придомовую парковку. Однако именно недостатки дома номер 215 на Колдуэлл-стрит как семейного жилья делали его роскошным студенческим общежитием (пока через несколько лет пожар неизвестного происхождения не уничтожил его, но мы еще до этого не дошли – не будем забегать вперед).

Благодаря близости к университету и отличному транс портному сообщению с Лондоном (отличному до тех пор, пока погода не была снежной, дождливой, ветреной или солнечной), дом номер 215 очень привлекал студентов. На трех узких этажах располагались шесть спален, одна ванная комната, и иногда работал туалет внизу. В доме также имелась запасная комната, кухня и общая гостиная. Позади дома был сад, великолепно подходящий для барбекю, но не в весенне-летний период, когда он подвергался затоплению сточными водами.

Хозяин дома не появлялся в нем с тех пор, как пятнадцать лет назад жена бросила его вместе с долгами по ипотеке. Он передал дом в аренду, и в управлении Jameston Estate Agents за него стал отвечать человек по имени Янни, хотя никто не был уверен, что этот Янни все еще работает там. Поскольку домовладелец решил не вывозить всю ту дрянную мебель, которую его бывшая жена купила у своего брата-алкоголика, дом был полностью меблирован. Со временем его наводнили брошенные вещи предыдущих жильцов: кофейники, чайники, три микроволновки (одна из которых работала), учебник «Испанский сейчас!», VHS-кассета и виниловая пластинка с записью саундтрека к фильму «Бриолин».