Читаем Они и я полностью

— Ну, следите, — шепнул я молодому человеку, — да не только замечайте, что он делает, а старайтесь понять — почему. Каждый дурак, конечно, после некоторой практики сумеет попасть в шар. Но почему вы целитесь в него? Что бывает после того, как вы его толкнули? Ну что…

— Тсс… — сказал Дик.

Капитан потянул кий к себе и осторожно вытянул его вперед.

— Красивый удар, — шепнул я Мэлони. — Вот таким образом…

Мне кажется, что в эту минуту слишком много крылатых слов теснилось на языке капитана, чтоб он мог справиться с своими нервами и урегулировать движения. Медленно катясь, шар прошел мимо красного. Дик говорил потом, будто он прошел так близко, что нельзя бы было вставить между ними даже листа бумаги. Иногда, сказав такую вещь, можно утешить человека, а, впрочем, бывают случай, что можно привести в бешенство. Шар покатился дальше и прошел мимо белого, на этот раз между ними можно бы вставить целую стопу бумаги — и с довольством плюхнулся в левую лузу на верхнем конце.

— Зачем он это делает? — шепотом спросил Мэлони. У него был удивительно пронзительный шепот.

Дик и я как можно скорее удалили наших дам и детей, но Вероника, конечно, зацепилась за что-то по дороге — Вероника, я думаю, даже в пустыне Сахаре нашла бы за что зацепиться, — и через несколько дней я за дверью детской услыхал такие выражения, что у меня волосы стали дыбом. Когда я вошел, я увидал Веронику стоящей на столе, а Джумбо сидящим на стуле с музыкой. У бедного пса вид был самый растерянный, хотя ему, вероятно, в своей жизни приходилось слыхать немало милых словечек.

— Вероника, — обратился я к ней, — и тебе не стыдно? — Ах, ты дурная девочка, как ты смеешь…

— Ничего в том нет дурного, — ответила Вероника. — Он моряк, и если я с ним стану говорить иначе, он не поймет.

Я плачу старательным, добросовестным особам, чтоб они учили девочку тому, что ей следует знать. Они рассказывают ей умные вещи, которые говорил Юлий Цезарь, замечания, какие делал Марк Аврелий, раздумывая над которыми, можно извлечь очень много пользы для своего характера. Она жалуется, что иногда у нее в голове от всего этого начинает как-то странно шуметь, а мать ее предполагает, что, может быть, у Вероники творческий ум, который не в состоянии многого запомнить. Вообще мать полагает, что из девочки что-нибудь выйдет. С дюжину крепких словечек успело вылететь у капитана прежде, чем нам с Диком удалось удалить многообещающую девицу из комнаты. Я предполагаю, что она впервые слышала такие живописные выражения, и вот сразу запомнила их!

Капитан, постепенно успокоившись в нашем отсутствии, овладел собой и к нашему приходу, несмотря на все упорство Мэлони, продолжал игру. Она завершилась тем, что шар Мэлони, загнав красный в лузу, остался на столе, где исполнил танец solo и в конце концов пробил окно. Так закончилась «удивительная игра» способного молодого человека.

Капитан не мог удержаться, чтоб не сказать:

— Да, такой игры долго не увидишь. Я бы на вашем месте никогда не взялся бы больше за кий. Отчасти я сам виню в такой игре наш бильярд, и Дик прав, что надо переменить хоть лузы: шары попадают в них и снова выскакивают, точно увидали там что-то, что испугало их. Они выпрыгивают, дрожа, и держатся потом борта. Надо будет также купить новый красный шар. Должно быть, наш уж очень состарился. Кажется, будто он вечно утомлен.

— Мне кажется, бильярдную довольно легко устроить, — сказал я Дику. — Отняв футов десять от теперешней молочной… мы получим комнату в двадцать восемь футов на двадцать. Думаю, это удовлетворит тебя и твоих друзей. Гостиная слишком мала, чтобы из нее можно было что-нибудь сделать. Я, может быть, решусь — как советует Робина — перенести ее в сени. Но лестница останется. Для танцевальных вечеров, домашних спектаклей и тому подобных вещей, способных удалить вас, детей, от каких-нибудь глупых выдумок, у меня есть идея… Я вам объясню ее после. Кухня же…

— А у меня будет отдельная комната? — спросила Вероника.

Вероника сидела на полу, уставившись в огонь, положив подбородок на руку. В те минуты, когда Вероника не занята какими-нибудь выдумками, у нее бывает удивительно святое выражение — будто она унеслась мыслями далеко от здешнего мира — выражение, способное ввести в заблуждение незнакомого человека. Учительницы, занимающиеся с ней недавно, в эти минуты начинают колебаться, следует ли возвращать ее мысли к числам и таблице умножения. Знакомые мне поэты, случайно заставшие ее в такой позе у окна, смотрящей вверх на вечерние звезды, думали, что она в экстазе, пока, подойдя ближе, не убеждались, что она сосет мятную лепешку.

— Как бы мне хотелось иметь отдельную комнату, — прибавила Вероника.

— Воображаю, какой вид имела бы эта комната, — заметила Робина.

— Во всяком случае, у меня головные шпильки не были бы натыканы по всей постели, как у тебя, — задумчиво возразила Вероника.

— Вот фантазия!.. — отвечала Робина. — Отчего же…

Перейти на страницу:

Все книги серии Они и я

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии