— Меня лично буквально чуть-чуть, — усмехается парень, становясь рядом с ней. Плечом прижимается к прохладному камню, наблюдая за дочерью Аида, что задумчиво смотрит куда-то вдаль, будто сквозь все поезда и стены здесь.
— Где бы ты хотел сейчас оказаться? — спрашивает она внезапно, поворачиваясь к нему.
— Где-то однозначно далеко от Небраски, может на севере. А то что-то жарко здесь, — хмыкает, видя, что девушка всё так же хмуро и отрешенно смотрит вокруг. Стивенс всё же почему-то наивно продолжает, будто бы желая вытянуть её из состояния апатии:
— А ты? Где бы ты сейчас хотела оказаться вместо душного Линкольна? — сначала дочь Аида ровным счётом ничего не говорит, будто бы не заметив вопроса. А затем Питер слышит тихий, будто бы шелестящий голос:
— Далеко отсюда, в прохладном месте, в полной тишине, где нет таких проблем. Где нету проблем Лили с биполяркой, где нам не надо ехать неизвестно куда и волноваться, что завтра какая-то дрянь типа той медузы-горгоны или ветряного монстра насквозь проткнёт мой живот, — она усмехается, выдохнув.
Питер кивает, кривя рот. Потирает ладони, оглядываясь по сторонам.
— Тебя никак не волнует биполярка Лили? — спрашивает Мари устало, так и не глядя на сына Гермеса. Тот пожимает плечами:
— Это видно и вначале было. Резкая смена настроения, фанатичные идеи. Просто сам факт того, что что-то не так. По меньшей мере пять человек из тысячи больны биполяркой, поэтому это — банальная закономерность, что рано или поздно тебе встретится кто-то необычный, — он вздыхает, печально улыбнувшись.
— Ты оптимист, — внезапно произносит Мари, переводя взгляд внимательных зелёных глаз.
— А ты всё упорно усложняешь, и сегодня, похоже, день очевидных фактов, что мы открываем о друг друге, — он подходит чуть ближе, замечая, как девушка чуть отступает назад, от него.
— Я реалистка, — фыркает, закатив глаза.
Разговор заканчивается. Питер смиренно складывает руки на груди, отслеживая, на что она смотрит.
И будто в пустоту, видимую только ей.
А Стивенс понимает, что у некоторых в их компании могут быть секреты посерьёзней, чем болезнь Лили, или даже чем его собственные тайны.
***
Мари восемь и она уже ощущает себя взрослой.
Она точно помнит весь тот роковой день, что случился полгода назад. Помнит, как медленно выходила из дому, прощаясь с приёмными родителями.
Помнит, как неспеша зашла в класс, привычно улыбнувшись некоторым одноклассникам.
После урока её задерживает учитель, мило улыбнувшись девочке, что уже неуверенно косится на дверь наружу, желая лишь побыстрее уйти отсюда. А он всё убеждает, что им надо поговорить об её успеваемости, хоть та и идеальна.
Мари нервно моргает, тяжело дыша.
Учитель резко сбрасывает её цветной рюкзак с парты, растягивая губы в улыбке.
Вуд испуганно отскакивает назад, тихо вскрикнув.
А затем её резко хватают за запястья, тяня к себе.
Она визжит, но за стеной — школьный коридор, что и так полон всяких криков и разговоров.
Её не слышат, даже когда Мари переходит на визг, когда учитель резко рвёт белую блузку на её груди.
Глаза мужчины горят, а из глаз девочки всё текут и текут слёзы.
Она набирает как можно больше воздуха в лёгкие, а затем кричит, уже чувствуя, как ненормальный напротив неё рывком садит её на парту.
Ей страшно и она совсем не понимает, что происходит.
Но тот случай, слава Богам, ничем не заканчивается: дверь в класс открывается, когда молодая женщина, школьный психолог, заглядывает внутрь, тут же оробело вскрикивая.
Но Мари на всю жизнь запоминает резкие прикосновения вспотевших рук мужчины к её коже. И после этого избегает физического контакта с людьми, всё ещё в глубине души чувствуя страх.
Мари двенадцать и она скептично смотрит на группу школьников на два класса старше неё.
Её лучшая подруга заболела, поэтому приходится сталкиваться с одиночеством. Приходится мирно выживать и пытаться вписываться в социум.
А это не так уж и легко, особенно если общество не горит желанием принимать тебя к себе.
Иллюзорный мирок ребёнка рушится стабильно и планомерно.
Толчок в спину и последующее резкое падение на пол.
Она поднимает зелёные глаза на блондинку из той группы.
— Почему ты здесь, м, малолетка? Моя сестра в твоём классе, говорит, что ты дикая заучка и упорно не даёшь ей списать, — а старшая всё наступает, заставляя Вуд начать ползти назад, испуганно глядя на обидчицу.
Затем она пытается убежать, но никак: как минимум пятеро школьников окружают её, обзывая, и не давая уйти. Глаза девочки с разноцветным рюкзаком горят испугом, но тем плевать.
Ей больно достаётся в тот день, отчего последующие четверть часа она плачет, забившись в туалетную кабинку девчачьего туалета.
О том инциденте узнаёт лишь Макс, увидев большой синяк на её ключице.
Но с того дня она больше не ходит одна по пустынным коридорам.
Больше не заглядывается на людей, привлекая большое внимание.
Она попросту забывает, как быть ребёнком. Впрочем, как и быть совсем беззащитной.
Мари четырнадцать и она уже старается выражать как можно меньше эмоций.