Коля знал одно место, где можно выскользнуть из депо незамеченным. Под стеной депо был небольшой пролом, там выходила неглубокая канава, по которой грязная вода из промывочного цеха стекала в реку. Сейчас воды в канаве было не особенно много. Но прямо у канавы стоял солдат из оцепления. Коля сидел на корточках у пролома и ждал, не отойдет ли хоть ненадолго солдат в сторону. Отсюда ему был виден край станции, берег реки.
От Перми только что подошел еще один большой отряд отступающих белых. На самодельных бревенчатых паромах перетягивали через реку полевые орудия и зарядные ящики, вплавь гнали коней. И заметно было по порядку и организованности, что это настоящая боевая часть, а не толпа дезертиров.
На главных путях станции грузили вагоны. На платформы втаскивали орудия и мешки с песком.
Коле вспомнилось, как однажды в лесу они остановились с отцом на отдых. Отец курил, а Коле не сиделось. Он стал забавляться — кидал в муравейник палочки. Бросишь — и забегают, засуетятся маленькие хозяева. Пройдет минута — успокоятся. Еще бросишь веточку — и вновь начинается суматоха. Что-то вроде этого творилось сейчас и на станции. Со стороны Перми изредка доносились раскаты орудийных выстрелов, и после каждого такого отзвука суматоха на станции усиливалась.
Вдруг Коля увидел: от депо к штабному вагону два солдата ведут мастера Крапивина. Даже не ведут, а тащат, у Крапивина ноги заплетаются. Загляделся на эту картину и солдат. Коля юркнул в канаву, протиснулся между деревянными брусьями решеток, на четвереньках прошел до первых домов, выбрался из канавы и свернул в переулок…
Еще не взошло солнце, а они с Пашкой Копалиным уже шагали по узкому логу, по которому можно было скрытно подняться на пристанционную гору. Линия шла под ними, далеко внизу, круто поворачивая сначала на север, а потом на восток. Там, на последнем повороте, желтой коробочкой виднелась освещенная первыми лучами путейская казарма.
— Подойдем поближе! — сказал Коля.
Они преодолели крутой распадок и оказались на гребне следующего увала. Отсюда до казармы уже было рукой подать. В траве затрещали на все голоса кузнечики. Раздвинув низкие кусты на краю выемки, мальчики долго смотрели на казарму. Там никто не появлялся. Тогда они спустились к линии и, оглянувшись, пересекли полотно.
В отгороженном частоколом дворе казармы было пусто. Рыхлая, перемешанная с навозом земля взрыта копытами коней. Пашка потянул Колю за рукав. Под навесом дровяника, на груде щепок, лежал ничком путейский сторож — бородатый, известный всем мальчишкам, проживший в этой казарме полстолетия. Он лежал, словно бы отдыхая. К широкому поясу, как всегда, привязаны были сигнальные флажки, коробка с петардами и путейский молоток на длинной ручке. Таким его ребята всегда встречали на линии или вблизи казармы, когда шли в эту сторону по грибы или малину. Только не отдыхал он — от сабельного удара разошлась одежда от плеча к поясу, и там виднелось красное… Неподалеку, головой в другую сторону, лежала старушка, его жена. Мертв был и огромный, знакомый ребятам, пес у своей конуры. Мальчики огляделись повнимательнее и увидели, что весь дом имел следы какого-то дикого погрома: в окнах ни одного целого стекла, крепкая дверь казармы и та сорвана с петель, расщеплена и отброшена к огороду.
Не оглядываясь, мальчики побежали от этого страшного места.
Расставшись невдалеке от станции с Пашкой, Коля направился в депо: надо было как можно скорее рассказать об увиденном Успенскому. Но обратно пробраться незамеченным не удавалось. У канавы, где он выбрался из депо, теперь стоял вагон, и целая ватага солдат таскала в него мешки, подвезенные на подводах из заводского поселка. Не зная, что делать, Коля долго смотрел издали.
Но вот из депо вытолкнули паровоз — видно, за ночь его все-таки «поставили на пар» и теперь выгоняли на станцию под состав. Паровоз поставили на поворотный круг, от которого веером расходились рельсы во все цеха. Коля решил попытаться пройти в депо с этой стороны. Он хотел прошмыгнуть к кругу, пройти за вагой с круговоротчиками, а потом вместе с ними зайти в депо.
Но на этот раз ему не везло. Только вышел из-за угла — наткнулся на маленького попика, которого видел зимой сначала на перроне, а потом на кладбище. Попик, видно, скучал от безделья в своем голубеньком модельном вагоне. Его часто можно было видеть прогуливающимся то на вокзале, то на ближних улицах. Вот и сейчас он стоял и глазел, как поворачивают на круге тяжеленный паровоз.
Он поманил Колю к себе.
— Ты здешний? — строго спросил попик. — Экий ведь чумазый, прости меня господи. Как чертенок… Так здешний?
— Ага, — ответил Коля.
— Вот и дельно. Пойдем-ко, я тебе серебряный рубль дам. А ты принеси мне солоненьких огурчиков — у матери возьми, а то у соседки. Только не вздумай убежать с рублем-то. Священников никогда не обманывают, потому что это самый большой грех…
Он быстро засеменил к штабному бронепоезду, и Коля едва поспевал за ним, удивляясь, как это поп быстро ходит на таких коротких ногах.