— Ярослава больше нет, — заявила Марина. — Я больше его не чувствую.
Вадик сел возле дерева, обхватил голову руками, изо всех сил стараясь не расплакаться. Все ожидали, что Варвара Ярослава в живых не оставит, но к некоторым вещам просто нельзя быть готовым. Можно пытаться настроить себя на неминуемое, однако боль от этого не станет меньше.
— Мы знали, что это случится, — выдала очевидность Нонна. — Наш друг погиб. Но вот вопрос: как много он рассказал Варваре о нас, о нашей базе. Ясно же, что эта тварь его пытала, мучила.
— Он ничего не сказал! — резко отозвался Вадик. — Ярослав сильный. Был. Его хоть как пытай, ничего не сказал бы. Он спецназовец, настоящий! И не надо про него говорить, что он предатель!
Нонна поморщилась.
— Успокойся. Никто его не называл предателем. Но мы не можем быть уверены…
— А я — уверен! — выпалил Вадик.
— Да тише вы, — осёк их Семён. — Я одно могу сказать: Варваре не удалось подсадить червя, иначе Ярослав ещё был бы жив и со временем превратился бы в чудовище. Что-то там пошло не так. Скорее всего Варвара его пытала и… Мы все знаем, что у Ярослава было что-то с головой. Может, от боли инсульт случился или ещё какая-то хрень, — он посмотрел на Марину. — Это ведь возможно, правда?
— Разумеется, — подтвердила она, подумав, что тут не нужно быть врачом, чтобы это понимать. — Всё возможно. Но Нонна права, мы должны исходить из того, что Ярослав… — попыталась найти более деликатное слово, — проговорился. У него мог быть затуманен разум, и он мог что-то сказать помимо воли. Это означает, что наш дом в деревне — под прицелом.
— И куда же мы теперь? — развёл руками Семён.
Марина задумалась.
— Мы всё-таки вернёмся. Но не в дом, а расположимся в лесу неподалёку. Будем ждать. Если нагрянут незваные гости, значит, Ярослав проговорился, а если нет… сами понимаете. Приближение чудовищ я издалека почувствую.
— По крайней мере, это хоть какой-то план, — согласился Семён. — Ладно, потопали. Лучше нам здесь больше не задерживаться.
Возвращаясь к «Газели», все шли с поникшими головами. Это больше походило на траурную процессию. Отдаляясь от посёлка чудовищ, Марина ощущала, как внутри неё будто густой мрачный туман рассеивается. Само это место, логово Варвары, давило на сознание, и с каждым шагом становилось легче — физически, но не морально. Боль от потери друга расстоянием не рассеять. Она навсегда засела в душе, как хроническая болезнь в ослабленном организме. Сперва Инга, теперь вот Ярослав. Марине претили такие мысли, однако, помимо воли, она снова задумалась: а стоит ли вся эта борьба подобных жертв? Усталость отвечала на этот вопрос однозначно: «Нет». Но кроме усталости, была ещё и злость, и у неё существовали свои ответы и аргументы. Усталость — явление временное, а злость… Марине казалось, что это чувство уже стало лейтмотивом её жизни, постоянным тёмным попутчиком, который всегда шёл за спиной и нашёптывал на ухо, что делать, как поступать. И от него не хотелось избавляться. По крайней мере — пока Варвара жива, пока по улицам города расхаживают чудовища, пока гибнут друзья и те, кто неугоден королеве монстров.
В приступе ярости, Варвара разорвала Ярослава на части. Взяв оторванную голову спецназовца за волосы, она швырнула её об стену, затем подняла, приблизила к своему лицу и прошипела:
— Думаешь, ты мне сделал хуже своим взрывом? Нет, ты хуже сделал своим друзьям. Потому что я найду их всех, и твои мучения перед смертью им покажутся пустяком. Жаль, ты этого уже не увидишь.
Она водрузила голову на постамент, на котором до этого стояла дорогая замысловатая статуэтка. Уселась в окровавленное кресло, закинув ногу за ногу.
— Я найду их всех! — ярость не снижалась ни на градус, она кипела в крови, делала мысли чёрными. — Врачиха, пожилая тётка, мальчишка, ну и, конечно же, Семён. Им не скрыться. А если есть ещё кто-то, я и их найду. Слышишь, голова? У меня теперь появилась чёткая цель в жизни. И мне это нравился, — на губах Варвары возникла кривая улыбка, но тут же померкла. — Слишком долго я существовала без цели, начала считать, что именно так и нужно жить. Но я ошибалась. Ты и твои друзья, можно сказать, мне услугу оказали, встряхнули, напомнили, кем я была и кем я должна быть. Да, сейчас я это понимаю.
Она вскочила, быстро подошла к постаменту, схватила голову и крепко поцеловала в то, что осталось от губ после всех истязаний.
— Спасибо! А знаешь, по отношении к тебе я, пожалуй, забуду все обиды. Серьёзно. Теперь, когда ты сдох, мы с тобой найдём общий язык и станем друзьями. Что? Не хочешь быть мне другом? Ну брось дуться. Как у вас, у людей, говорится: кто старое помянет, тому глаз вон, — она повернул в руках голову, заглянула в пустые глазницы. — Вот об этом я и толкую, именно об этом. Знаешь, а ведь у меня никогда не было друзей. Жалость какая, верно? Большое упущение. Ну ничего, дружок, теперь всё станет иначе. А сейчас я, пожалуй, пойду в холодок. Нужно остыть. Составишь мне компанию?