— Я что-то видела, — ей подумалось, что будь на месте Василия Ивановича кто-то другой, она ничего рассказывать, разумеется, не стала бы. — Сначала в квартире увидела какую-то хрень похожую на щупальце, потом вдруг эта старуха превратилась в чудовище. Я не знаю, что происходит.
Василий Иванович заглянул ей в глаза, словно пытаясь обнаружить в них признаки безумия.
— Марин, ты хоть сама-то понимаешь, как это звучит?
— Понимаю, — ответила она раздражённо. — И я не спятила. Я правда это видела. Видела, чёрт возьми!
— Успокойся. Возможно это…
— Знаю, что ты сейчас скажешь. Что это последствия психологической травмы. Что после истории с тем наркоманом мне мерещится всякое. Но это не так.
— Ты переутомилась, — Василий Иванович положил ладонь ей на плечо. — Первый день на работе после большого перерыва. Тебе необходимо отдохнуть. Наша смена почти закончилась, слава Богу. Придёшь домой, примешь горячую ванну, чайку ромашкового выпьешь.
Марина сокрушённо покачала головой.
— Ты мне не веришь.
— А как в такое вообще можно поверить? Чудовище видела? — он коснулся пальцем её лба. — Все твои чудовища — вот здесь. И меня это очень тревожит, Марин. А если опять увидишь что-нибудь эдакое, хорошенько призадумайся. Да что я тебе это говорю, ты врач, должна сама всё понимать. И кстати, не вздумай ещё кому ляпнуть о том, что, якобы, видела.
— Я уже жалею, что тебе рассказала, — насупилась Марина.
— Мне — можно, а другим — не вздумай. И ты как вообще?
— Нормально. Нормально, кажется, — она посмотрела в ту сторону, куда убежала старуха и попыталась себя убедить, что монстр и щупальце ей померещились. Попыталась, но не вышло. Оставалось лишь надеяться, что она никогда не увидит ничего подобного. Ей и одного, приходящего в кошмарах монстра с лихвой хватало — того, что горло перерезал.
— Эта осень… — вздохнул Василий Иванович, — Неправильная она какая-то. С августа не было ни единого погожего денёчка. Сплошная серость. Такая погода давит на сознание, и я не удивлюсь, если и мне какая-нибудь чертовщина померещится.
Марина едва не выкрикнула: «Да поверь же мне! Я правда это видела!» Но вовремя осеклась, сдержалась. Подобный порыв Василий Иванович счёл бы за истерику, а истеричкой она никогда не была и становиться не собиралась. Он ей не верит? Ну и ладно, значит, тема закрыта. А чтобы поставить точку, она произнесла:
— Да, всё дело в этой проклятой осени. Ты прав.
Глава вторая
Смена закончилась. Возвращаясь домой, Марина поймала себя на том, что неосознанно поглядывает на прохожих, в попытке рассмотреть в их лицах что-то необычное. Полтора часа прошло с тех пор, как она увидела чудовище, а впечатления не только не померкли, они наоборот усилились. Ко всему прочему пробудилось любопытство. Чувство, напоминающее беспокойного зверька, суетливо заворочалось в душе, требуя найти произошедшему объяснение. Марина сознавала, что стала свидетелем чего-то тёмного, тайного и ей хотелось эту тайну разгадать, хотя внутренний голос настойчиво предупреждал: остерегайся!
Мокрый, озябший город. Желтоватый свет фонарей отражался в лужах, по проспекту шелестели шинами автомобили. Марина родилась в этом небольшом городке, выросла. Он для неё был как книга, которая в детстве увлекала, радовала, но с годами обложка выцветала, а к описанной в книге истории потерялся интерес. До сего дня. Ведь сегодня она, Марина Самарина, тридцатидвухлетний врач скорой помощи, научилась читать между строк. Город больше не казался ей обычным и скучным, он убедил, что ещё способен удивлять. И пугать. Впрочем, теперь уже страх по десятибалльной шкале «ужасности» снизился где-то до трёх-четырёх, уступив место волнительной озадаченности и желанию узнать больше.
Она спустилась в ведущий под проспектом подземный переход. Стены были разрисованы граффити, которые по неясным причинам игнорировали коммунальные службы. Похоже, эти самые службы считали, что всё находящееся ниже уровня земли их не касается. Марина сотни раз проходила по этому коридору и на граффити внимания не обращала, для неё это всегда были неопределённые цветные пятна. Но сейчас взгляд как магнитом притянуло к одному странному изображению. Рисунок был абстрактным, в стиле Пикассо, но Марина всё же разглядела серую морду монстра, из широко раскрытого рта которого тянулся длинный язык. А ещё она рассмотрела угловатую надпись:
«Они приходят осенью. Наш город — их пастбище. Только те, кто умер и воскрес, смогут их увидеть».
И личина чудовища, и эти слова были словно бы частью единой мозаики, и если не вглядываться, то всё это можно и не заметить, как дальтоники не замечают цифры в полихроматических таблицах Рабкина. Но Марина как будто точно знала, на что смотреть, а потому видела, различала.