Они приходят с дождем

Так беззаботно и прошел день. Мы наслаждались круговоротом вкусов навязанной нам маркетологами японской кухни, а в это время дождь все так же интенсивно лил, образуя небольшие лужицы. Они увеличивались. Росли. Становились глубже и уже к восьми вечера по улице и двору текли ручьи. Я выпил пару банок пива, а потом мы с Машей прикончили Каберне-Совиньон. В это время девочки играли на подоконнике в кухне-столовой. Сначала они о чем-то спорили, смеялись и рисовали на запотевшем стекле пальцами, как вдруг, резко притихли. Я это сразу заметил и перевел на них взгляд. Внимание девочек было направленно на что-то, ввергавшее их в леденящий страх, оцепенение, первобытный ужас. Несмотря на то, что я был смелее их на целый литр пива и два бокала вина, оцепенение дочерей меня напугало. Я, конечно, понимаю, что ребенок может испугаться тени раскинутых, качаемых ветром сухих ветвей в окне и даже чего-то, созданного их воображением и наблюдавшего из щели приоткрытого шкафа в детской. Но сейчас их страх был настолько сильным, что даже я почувствовал его. Невольно я перевел взгляд на большой кухонный нож, наточенный мной сегодня, не хуже самурайского меча.

С тех пор, как я заметил испуг своих дочек, прошло несколько мгновений и в подтверждение моей правоты – я услышал протяжное: «Па-а-п?». Их слившиеся в унисон голоса, словно разряд тока хлестнул мое сознание, вернув меня в реальность. Их «пап» стало пощечиной, от которой я даже отрезвел. Обычно я без промедления спросил бы у дочерей, что случилось, но сейчас боялся, что это «что-то» за окном меня услышит. Странная гнетущая тревога поселилась в нас с тех пор, как пришли «Они». Я, стараясь не создавать шума, аккуратно приподняв стул, отставил его и как можно быстрее подошел к окну. За стеклом, сквозь сильные водяные разводы, искажавшие детали пейзажа, я пытался увидеть хоть что-нибудь в палитре темных тонов ночи, но кроме вполне угадываемых очертаний ближайших домов, деревьев и детской площадки с ее многочисленными горками, качелями и лавками – ничего подозрительного не увидел.

– Что вы тут насмотрели, а? – взяв в охапку дочек и покрепче прижав к себе, спросил я.

– Ты что, не видишь? – очень тихо и, как мне показалось, обреченно сказала Соня. – Вон там, под дубом, – тогда я наклонился к стеклу и устремил взгляд под большой одиноко стоящий дуб с раскидистой кроной и двумя веревочными качелями, которые подвязывал к ветвям лично.

Сначала я ничего не рассмотрел. «Их» вообще сложно увидеть в темноте. Возможно, это магическая способность, а возможно – особенность кожного покрова, помогающая охотиться на людей. Первым делом я разглядел качели, толстый ствол дуба и только потом увидел застывшую фигуру. В тот момент, когда я увидел силуэт, округу озарила молния, осветив контур тела. «Нечто» стояло неподвижно. На расстоянии пятидесяти метров я не мог рассмотреть ни глаз, ни «Его» пол, если у «Них» вообще существовала гендерная принадлежность, так же я не мог увидеть деталей гардероба. В блеске очередной зарницы показался еще один силуэт. Второй замер уже намного ближе к нашему дому. Он стоял через дорогу на пустыре. Обзор перекрывала моя машина, но голову и торс было видно хорошо. Следующая вспышка дала рассмотреть «Его» лицо. Тогда, на расстоянии мне показалось, что «Он» прячет голову в узкий глубокий капюшон. Издалека голова напоминала узкую, конусообразной формы фигуру, плавно переходящую в длинную толстую шею.

– Телефон… – едва слышно произнес я, не отводя глаз от силуэта, стоящего через дорогу, напротив залитой водой жижи, где еще вчера была наша лужайки с цветами. – Девочки, телефон… принесите мой телефон. – Так же монотонно произносил я, не отворачиваясь от запотевшего от моего дыхания стекла. Очередная яркая вспышка позволила мне лучше рассмотреть Его. Вместе с зарницей сверкнули и глаза существа. Злой прищур не моргающих даже от попадания крупных капель дождя глаз и полоса – будто бы зловещая ухмылка, разделяющая верхнюю и нижнюю челюсть невероятно большой пасти, ввергли меня в трепет.

Этот взгляд принадлежал существу, неуклонно следующему великой цели. Даже судя по одному взгляду мне было ясно, что намерения Его были недобрыми. Но вот зачем именно он пожаловал – было не ясно.