Они штурмовали Зимний

— Что случилось? Кто его? — спрашивали они.

— Ничего, господа… по местам! — просили надзиратели.

Но их никто не слушал. Когда Васкевича увели в комнату дежурного, заключенные из коридора через спины казаков начали переговариваться с путиловцами. Узнав подробности происшествия, они посоветовали парням не сопротивляться.

— Голодовка бессмысленна, раз вас не числят на довольствии. Лучше выходите на волю. В Питере сейчас Северный съезд Советов... Пробейтесь на него и расскажите о нас. В общем, действуйте энергично. Пусть знают, что, кроме голодной смерти, у нас никаких других мер протеста не осталось..

Васкевича тем временем привели в чувство.

— Чего я здесь? Что было со мной? — испуганно спрашивал он у надзирателей, а про себя в ужасе подумал: «Этак не трудно и в дом умалишенных угодить. Сделаешь здесь карьеру, как же! Проклятый контрразведчик, это он довел меня... С утра нервы треплет».

Утром к начальнику тюрьмы явился долговязый военный. Показав удостоверение контрразведки, он с таинственным видом сказал:

— У меня к вам два дела.

Васкевич приказал дежурному никого не впускать в кабинет. Долговязый, усевшись напротив, неторопливо закурил и, глядя прямо в глаза прапорщику, негромко заговорил:

— Первое… нечто вроде предостережения. Нам известно, что бывшие николаевские министры — Хвостов и другие — содержатся в «Крестах» в необыкновенных условиях: особый флигель во дворе, просторные комнаты, богатая мебель, ковры… беспрепятственные свидания.

«Разнюхали, узнали, проклятые. Кто же донес? — в тревоге соображал Васкевич, покрываясь холодным потом. — Этак не только из партии вылетишь, но и сам угодишь за решетку».

— Простите, они у нас на больничном режиме, — возразил он. — Это медицина, я тут ни при чем…

— Передо мной не оправдывайтесь; я только предупреждаю. А другие не поверят. Будьте осторожней… Я из уважения к вам.

— И-и если так… весьма благодарен. Во век ваш слуга!

Видя, как перепуган начальник тюрьмы, Аверкин готов был сказать: «Дурень, чего заикаешься? Я запугиваю тебя, потому что у самого поджилки трясутся».

Сегодня Всеволод чуть не избил его. Виталию еще не доводилось видеть брата таким разъяренным. Он тряс его за ворот и шипел:

— Ты что, подлец, делаешь! Зачем тебе понадобилось липовое дело? Это же не просто шантрапа, а путиловцы! Ты знаешь, сколько делегаций у нас было? Для печати заманчивый материал… Сенсация!

Виталий пробовал оправдаться, но еще больше обозлил Виталия.

— Идиот! — вопил тот. — Если у тебя была необходимость убрать молодчика, отомстить, то это делают так, чтобы комар носа не подточил. Хоть бы посоветовался с умными людьми! Ты подвел не только себя. Они владеют показаниями церковного сторожа, опровергающими ваш протокол. Их адвокат называет твою фамилию. Им известно, что ты работал в охранке… знают об отце. Так они и до меня доберутся. Этого только не хватало!

Потом, несколько успокоившись, он предложил:

— Адвоката и прокуратуру я беру на себя. Ты отправишься в тюрьму и не уйдешь оттуда, пока собственными глазами не убедишься, что они вышли на волю. Начальник тюрьмы, наверное, заартачится, потому что распоряжение будет подписано второстепенным лицом. Чтобы Васкевич стал покладистей, я дам тебе кой-какой материал против него. В случае надобности — припугни. Нам надо скорей замять это дело. А тебе — исчезнуть. Больше от меня выручки не жди. Если еще раз провалишься, я сам упрячу тебя так, что до конца жизни света божьего не увидишь!

Помня эту угрозу, Аверкин с первых же шагов пустил в ход полученный материал, чтобы припугнуть Васкевича.

— Пакет из министерства вам уже вручен? — спросил он у него.

— Н-нет, — ответил тот и, не понимая, какая новая напасть свалится на его голову, поинтересовался. — Какой пакет?

— Узнаете, когда получите.

Через четверть часа появился нарочный из министерства и вручил секретный пакет с пятью сургучными печатями. Васкевич с дрожью в пальцах вскрыл его, прочел и сразу же повеселел. «Выпустить из тюрьмы трех «июльцев»? Только-то! Да это десятиминутное дело, — думалось ему. — Какой заключенный не стремится скорей вырваться на волю?»

И вот те на — паршивые сопляки-мальчишки уперлись, не желают подчиняться. Какие же тут нервы выдержат!

Окончательно придя в себя, Васкевич рассуждал по-иному: «Положение, правда, обязывает поступать сдержанно и обдуманно. Ты начальник тюрьмы и не имеешь права распускаться, иначе потеряешь всякое уважение. Матроса следует немедля отправить в карцер, а тех троих, если будут упираться, под конвоем вывести из камеры и в карете отправить, куда укажет контрразведчик».

Но и этого ему не пришлось делать. Вошедший надзиратель доложил, что Кокорев, Лютиков и Шурыгин согласны покинуть тюрьму.

— А матроса — в карцер! — окрепшим голосом приказал Васкевич. — Я ему покажу, как распускать руки!

Глава двадцать четвертая. НОЧНОЕ ЗАСЕДАНИЕ