Они сражались за Родину: евреи Советского Союза в Великой Отечественной войне

Двигаясь с батареей по родным местам, у меня еще теплилась надежда, может быть, удастся кого-то из родных встретить? Но все это была лишь детская мечта. Вступив на территорию волости, мне со слов крестьян стало ясно, что вся наша община уничтожена пособниками гитлеровцев. Шел я по знакомым дорогам, и в мыслях и чувствах горело одно желание – отомстить ненасытным убийцам. Однако на пути моего стремления находился строгий приказ командира дивизии, в котором было сказано, что за любое самоволие личного состава во время нахождения в Литве будет применяться расстрел. …

Наша батарея продвигалась вместе с другими подразделениями полка по дороге, проходящей недалеко от места моего рождения. Командир батареи разрешил мне отлучиться на пять часов и засек время ухода. Он строго меня предупредил, чтобы я не допускал никаких «фокусов». И вот я оказался в своем родном местечке. Оно резко изменилось. Многие дома, где жили еврейские семьи, были разобраны соседними крестьянами. На месте нашего дома тоже оказалась пустота. Только сохранился его фундамент и дерево, посаженное отцом в день моего рождения. …

Сел на фундамент родного дома и стал ждать, может быть, кто-то подойдет ко мне. Но это не случилось. Тогда я подошел к единственному оставшемуся от моей семьи дереву, поцеловал его и, прощаясь с моим детством, направился к дому семьи Соболевского. С их сыном Зеноном учился в школе. Шел я в этот дом с уверенностью, что его хозяин и другие члены семьи, являясь по национальности поляками, не участвовали в ликвидации еврейской общины местечка. Мне хотелось более подробно узнать о случившейся трагедии. Хозяин дома и особенно его сын Зенон вначале не узнали меня. Когда я снял пилотку, они вместе крикнули: «Ушполис!» От радости они стали меня обнимать и целовать. Оказывается, Соболевские считали, что меня нет в живых…

Мы сели за стол, угостили меня ужином, выпили по стаканчику самогона и рассказали мне о том, как совершилась акция по уничтожению евреев местечка. Еще до прихода немцев группа белоповстанцев, возглавляемая нашим соседом по земельному наделу по фамилии Друтейка, схватила моего отца, младшего брата и других попавшихся им евреев – всего 15 человек, погнали их на окраину местечка, заставили вырыть для себя яму и всех их выстрелами в затылок убили. Эта же группа палачей, возглавляемая начальником полиции Паукштасом из местных литовских националистов, согнали всех живущих в местечке евреев в отдельные несколько домов … а затем погнали всех в Свенчаны, где в лесу … выстрелами из автоматов их убивали. … Стоя около стола, я впервые ощутил свое одиночество, и сразу же рассеялись мои сомнения и надежды, что, может быть, кто-то родной остался в живых в моем местечке Дугелишек?

Попрощавшись с добрыми соседями, направился в деревню, где проживала семья организатора палачей. Я хорошо помнил этот дом, знал всех, кто проживал в нем. Хотелось одного – поджечь хату и убить членов его семьи: жену и двоих детей. Когда приблизился к дому, начался лай собак. Это меня приостановило от затеянного поступка. Сел недалеко от дома на камень и стал здраво рассуждать, что, может быть, жена и дети не повинны в действиях пьяницы отца? Вспомнил о приказе командира дивизии. … Я быстро убрался из деревни и направился к месту нахождения батареи. Она расположилась на ночлег недалеко от местечка в лесу. …

На рассвете, когда всех батарейцев разбудили, я доложил командиру батареи о своевременном возвращении из увольнения. А он задал мне единственный вопрос: «Нашел кого-нибудь из родных?» Мой ответ был очень кратким: «Здесь рядом находится могила отца и брата…» Командир велел показать, где это случилось. Вместе мы подошли к месту, у которого виднелся бугорок, заросший травой. Сняли головные уборы, постояли без слов несколько минут. У меня в это время покатились из глаз слезы. Он ушел первым, ничего не сказав мне. Дал мне возможность по-мужски попрощаться с дорогим для меня трагическим бугорком [Ушполис 1994: 133–136][33].