Мы прибыли в Баку. В основном тут были раненые украинцы. После освобождения Украины их сразу же мобилизовали и послали на фронт. Во время медленного выздоровления они проводили свое время за игрой кто в шахматы, кто в шашки, а некоторые даже в карты. Беседы с украинцами часто велись о евреях.
– Евреи не хотят воевать, – говорил мне один из них.
– Откуда ты это знаешь? – спросил я его.
– Посмотри вокруг, – отвечал он, – Здесь находятся пятьсот раненых, и среди них почти нет евреев.
– Допустим, – я сказал – Но каково общее количество населения в СССР?
– Двести миллионов.
– А сколько из них евреев?
– Около двух миллионов.
– Значит на пятьсот раненых сколько евреев будет?
– Ну, пять.
– Видишь, у тебя есть уже 3 еврея в двух палатах в которых лежат 38 человек, а во всем блоке ты найдешь еще человек двадцать.
– Ну пусть будет так, но все равно евреев меньше, чем украинцев, – молвил он.
После чего солдат-еврей подумал: «Хоть кол на голове теши!» [Шпитковский 1961: 316–317].
Воевавший в Сталинграде и раненый в конце февраля 1945 г. под Кёнигсбергом солдат писал о своем пребывании в московском военном госпитале:
В больнице я наткнулся на серьезные проявления антисемитизма со стороны раненых солдат. По их утверждениям, евреи не воевали и избегали участия в боях. Споры заходили настолько далеко, что меня один раз даже ударил раненый солдат. С другой стороны, были также и проявления братства и дружбы [Перчук 1961: 156].
Врачи-евреи, работавшие в госпиталях и не раз спасавшие жизни бойцов, тоже становились мишенями антисемитских высказываний. Солдат-еврей, раненый при разминировании вражеской территории около Керчи и эвакуированный в тыловой госпиталь, писал:
Я лежал в палате с русским, двумя украинцами и двумя грузинами. Один из раненых однажды заметил в разговоре со мной: «Ты хороший парень, воевавший, как и мы, но если проверить национальность работающих тут, увидишь, что начальник больницы еврей, большинство врачей евреи, завхоз еврей. <…> Наверное, наша лечащий врач тоже еврейка, потому что только тебе выписали порцию крови и только тебе велели давать картошку» [Ландман 2003: 5].
Другой солдат-еврей, прошедший всю войну, сражавшийся под Бобруйском, в Смоленске и под Москвой, после нескольких ранений летом 1944 г. направленный в часть под Витебском, вспоминал: