Они сражались за Родину (Главы из романа)

- Подполковник звонил недавно, спрашивал, кто сбил самолет. Народ на тебя указал, да к сам я видел. Наверно, будешь представлен к награде. Ну, ступай, скоро надо ждать наступления, смотри не подкачай насчет танков. Зайди к Борзых, предупреди от моего имени: бой будет серьезный, стоять надо, как говорится, насмерть. Скажи, что я надеюсь на него, а я сейчас пройдусь на правый фланг. Да, что-то немцы усердствуют с налетами, дорогу к переправе себе расчищают... Жаркий будет денек, так что смотри в оба!

Лопахин возвращался к себе кирпично-красный от счастья и выпитой водки, но, подходя к окопу бронебойщика, Борзых, согнал с губ улыбку, посерьезнел.

Борзых завтракал, старательно вычищая хлебной коркой стенки консервной банки.

Лопахин прилег возле окопа, спросил:

- Ну, как, сибирский житель, тебя и бомбы не берут?

- Меня, однако, никакая причина до самой смерти не возьмет, - басовито ответил широкоплечий и ладный сибиряк, не прерывая своего занятия.

- Что ж, угостил бы шанежками, что ли, в гости ведь к тебе пришел.

- Сходи в гости к моей жене в Омск, сегодня воскресенье, она обязательно готовит шанежки, она и угостит.

Лопахин отрицательно и грустно покачал головой.

- Далековато, не пойду, прах с ними, и с шанежками с твоими...

- Да, далеконько, однако, - со вздохом сказал Борзых, и нельзя было понять, к чему относится этот легкий вздох: то ли к тому, что далеко от этой голой донской степи до родного Омска, то ли к тому, что так скоро опустела консервная банка...

Не размахиваясь, Борзых швырнул в бурьян пустую банку, тщательно вытер руки о замасленные штаны, сказал:

- Лучше ты меня, Лопахин, табачком угости.

- А свой-то неужели весь пожег? - удивился Лопахин.

- Зачем "пожег"? Чужой завсегда вкуснее, - рассудительно сказал Борзых и, свернув корытцем кусок бумаги, протянул руку из окопа. - Сыпь, не скупись. Если бы мне пофартило сбить самолет, - я бы весь табак разугощал друзьям-приятелям...

Когда в молчании глотнули раза по два терпкого махорочного дымка, Лопахин сказал:

- Лейтенант приказал тебе передать, чтобы глядел в оба. Он с умом парень и думает, что танки на нас будут сначала силу пробовать. За этими высотками, какие против нас, им хорошо сосредотачиваться, к тому же там и подход им хороший, скрытный, балочка с бугра наискось идет, видал ты ее?

Борзых молча кивнул головой.

- Лейтенант так и сказал: "Я, говорит, на Борзых и на тебя, Лопахин, надеюсь. Стоять будем до последнего".

- Правильно делает, что надеется, - сдержанно сказал Борзых. - Народу нас мало осталось, но ребята все такие, однако, что оторви да брось. Мы-то устоим, вот как соседи?

- Соседи пусть сами о себе беспокоятся, - сказал Лопахин.

И Борзых снова молча кивнул головой. Лопахин поднялся, пожал широкую, негнущуюся руку товарища, сказал:

- Желаю удачи, Аким!

- Взаимно и тебе.

Миновав две стрелковые ячейки и поравнявшись с третьей, Лопахин, словно перед неожиданным препятствием, вдруг ошалело остановился, протер глаза, сквозь зубы негодующе сказал: "Миленькое дельце! Этого мне еще недоставало на старости лет..." Из окопа, отрытого по-настоящему и с очевидным знанием дела, из-под низко надвинутой каски, не мигая, смотрели на него усталые, но, как всегда, бесстрастные, холодные голубые глаза повара Лисиченко. Полное лицо повара с налитыми, как антоновские яблоки, щеками выглядело необычно моложаво, даже весело, а голубые глаза спокойно и, как показалось Лопахину, вызывающе и бесстыже щурились.

Подчеркнуто шаркающей походкой Лопахин приблизился к ячейке, присел на корточки и, глядя на повара сверху вниз, сказал шипящим и ничего доброго не предвещающим голосом:

- Здравствуйте.

- Наше вам, - холодно ответил Лисиченко.

- Как ваше здоровье? - любезно осведомился Лопахин, испепеляя повара пронизывающим взглядом, еле одерживая готовое прорваться наружу бешенство.

- Благодарю вас, топайте дальше, к чертовой матери.

- Я бы тебе ответил по всем правилам военной науки, но не для тебя берегу самые дорогие и редкостные слова, - выпрямляясь, сказал Лопахин. - Ты мне ответь на один-единственный вопрос: какой дурак посадил тебя в эту ямку, и что ты думаешь высидеть в этой ямке, и где кухня, и что мы сегодня будем жрать по твоей милости?

- Никто меня сюда не сажал, приятель. Сам отрыл себе окопчик, сам и разместился тут, - спокойным и скучающим голосом ответил Лисиченко.

Лопахин чуть не задохнулся от охватившего его негодования.

- Разместился? Ах, ты... А кухня?

- А кухню я бросил. А ты тут не ахай, пожалуйста, и не пугай меня понапрасну. Мне возле кухни быть сегодня стало грустно, потому и бросил ее.

- Загрустил, бросил и по своей доброй воле пришел сюда?

- Точно. Что тебя еще интересует, герой?

- Ты что же, думаешь, что без тебя оборону не удержим? - скороговоркой спросил Лопахин, пронизывая Лисиченко все тем же немигающим и ненавидящим взглядом.

Но не так-то просто было запугать или даже смутить бывалого и видавшего всяческие виды повара. Спокойно глядя на Лопахина снизу вверх, он сказал: