– Так от чего же все-таки преставился сей добропорядочный господин? – попробовал еще раз съехидничать я, потому как не ожидал больше услышать ничегошеньки, достойного журналистского пера.
– Угадай с трех раз, – хмыкнул Берест.
– Отравление, удушение, умерщвление с помощью оружия?..
– Мимо, Димыч, а еще фантастику читаешь! – Николай откровенно развлекался. – Сдаешься?
– Твоя взяла. – Мне было все равно, что он там себе думает, главным для меня сейчас была информация, и, насколько я успел ее оценить, весьма неординарная. – Выкладывай!
– Держись за стул, четвертая власть: от апоплексического удара!
– Так не бывает! – С меня тут же слетел весь «падежный» хмель. – В тридцать шесть лет погибнуть самостоятельно от апоплексии невозможно! Заявляю это как бывший врач. Чтобы довести молодого мужика до удара, требуется огромное терпение и масса изобретательности, я даже затрудняюсь назвать что-нибудь конкретное.
– Вот и наш Афанасий Иванович, главный по трупам, говорит то же самое, – вздохнул враз посерьезневший Берест и поставил наконец на стол пустой стакан.
– Ну и…
– Ну и ничего! Окончательное заключение будет после вскрытия, то есть не ранее завтрашнего утра, – Николай снова вздохнул и цыкнул зубом. – Какая разница? Все равно ведь – «глухарь»! – он тоскливо посмотрел на свой стакан. – Давай еще по разу «упадем»?
– А не рановато ли «грузимся»? – Я внимательно посмотрел на его унылую физиономию. – Всего-то моложавый покойник.
– Вот именно, молодой и мертвый! – Берест многозначительно поднял указательный палец, больше похожий на ствол кольта сорок пятого калибра. – И чтобы усвоить этот факт, я думаю, нам не повредит слегка промыть мозги. Не волнуйся, все в пределах нормы!
– Ну, что ж, «жираф большой – ему видней!..»
Я пожал плечами и, подозвав оживившуюся официантку, сделал заказ, дополнив его порцией опять же фирменных «чебурят» (почему бы не «медвежат» каких-нибудь?..).
– Продолжим, комиссар?
– Угу, – он ухватил за румяный бочок одного «чебуренка» и со вкусом пожевал. – Неплохо. М-да, а сегодня спозаранку мне позвонили из «небесной канцелярии» и врезали по самое не хочу за медленное раскрытие дела!
– Вот это да! – я был удивлен. – Это кто же такой шустрый нашелся?
– А ты дедукцией, дедукцией! – Николай повращал своей дланью над макушкой и приступил к следующему «чебуренку».
– Я так полагаю: шерше ля фам? Причем «ля фам» весьма осведомленная или же непосредственная участница?.. Да, скорее всего, «верная» и законная супружница кого-то из этой самой, «небесной», а?.. Что ж, бывает! – я по привычке рассуждал вслух и для обострения аналитических способностей подкреплял каждую фразу глоточком «Пади». – Как его фамилия, говоришь, Володин?.. Уж не тот ли, который два года назад на пару с Вахтангом Дуладзе скупил все лицензии на продажу бензина в губернии?
– Ну и память у тебя! – Берест одобрительно цокнул языком. – Точно, он самый!
– Так может, партнер его и…
– Вряд ли! Хотя, конечно, придется проверить и этот хвост, – бравый сыщик вдруг сморщился, будто раскусил горошек перца.
– Что, так сильно воняет?
– Не хуже скунса!
– Тогда можно и не поминать всуе имен оных, в нашу мирскую суету вмешавшихся ради целей благих…
– Остапа понесло…
– Пардон! Значит, врезали крепко?
– В первый раз, что ли? – отмахнулся Николай и допил свой коктейль.
– Можно поинтересоваться ходом следствия? – Я тоже опорожнил посуду.
– Валяй! – кивнул Берест.
– Думаешь, удастся раскрутить по-быстрому?
– Быстро только кошки родятся!
– А если нет?..
Николай не ответил, молча встал, сунул трубку в карман и двинулся к выходу, не оглядываясь. Я еще посидел, рассеянно вертя в руках пустой стакан, но в голову больше не приходило ничего, достойного размышления, и я решил, что пора бы и зайти в редакцию.
В нашей «уголовке», то есть в отделе уголовной хроники, было как раз то самое волнующее время, когда утренний творческий подъем уже иссяк, а до обеденного перерыва еще два или три часа. Гудящие мозги все настойчивей требуют нормальной энергетической подпитки в виде бифштекса с салатом и тоником, а не того кофейно-сахарного суррогата, которым их потчевали хозяева на протяжении всего утра, желая получить удобочитаемый результат вроде статьи или хотя бы «подвальной» заметки. И на сей раз здесь не происходило ничего необычного.
Оператор и фотограф Федя Маслов, он же – Дон Теодор, как мы его дружно окрестили, меланхолично перебирал кучу разнокалиберных снимков на своем столе, не обращая внимания на приплясывавшего возле него от нетерпения молодого ответственного за выпуск Женю Перестукина.