Оказавшись в темноте, я непроизвольно напряг все органы чувств, стараясь не пропустить ни единого шороха, лучика света или какого-нибудь подозрительного запаха. «Ветер смерти» волнами накатывался из тонувшего во мраке коридора, ледяной сквозняк в затылке буквально замораживал мозг, вдобавок появилось неприятное чувство давления на сознание, словно кто-то или что-то пыталось подчинить, растворить мое «я», рассеять его на мельчайшие частички и поглотить их по одной, как гигантский кит пожирает невидимый простым глазом планктон. И я, опять же, инстинктивно воспротивился этому ужасному процессу, сжался в твердый комок, как бы отгораживаясь глухой стеной от непонятного и невидимого врага, а потом, неожиданно для самого себя, но, видимо, повинуясь каким-то еще более древним и мощным силам, дремавшим доселе в глубинах памяти, я нанес изо всех сил – мысленно! – один удар навстречу этой непонятной, сдавливавшей меня силе, и в тот же миг она исчезла! Точнее, как будто отступила, удивленная моим сопротивлением.
И тогда я услышал знакомый голос:
– Идите сюда, в зал, Дмитрий Алексеевич!
Над моей головой на потолке вспыхнул неяркий голубоватый круг света, запульсировал и медленно поплыл впереди, освещая путь, но как-то странно, в виде поперечного сектора коридора не больше метра шириной. Помедлив несколько секунд, я все же решился двинуться за ним и вскоре оказался перед знакомой двустворчатой «дверью в Иновременье», как я окрестил ее в прошлое посещение. Но тогда хозяин встречал меня у входа, и в зале горели по углам загадочные бездымные светильники, похожие на факелы, с живым огнем. А теперь, толкнув створки, я оказался в совершенно другом помещении без струящихся туманных стен, без странного ковра с бездонной воронкой узора посередине, с низким сводчатым потолком, с которого местами свисали какие-то нити, обрывки паутины и даже, по-моему, самые настоящие сталактиты! Слева у стены, казалось, сложенной из ноздреватого кроваво-черного камня, находилось необычное ложе, похоже, просто висевшее в воздухе без каких-либо видимых опор, на котором лежал страшно древний старик, завернутый в светлую ткань наподобие римской тоги. Одного взгляда даже неискушенного в медицине человека было бы достаточно, чтобы понять: этот человек – не жилец на свете! Сморщенная кожа, заострившийся нос и скулы, оскал зубов из-под ссохшихся губ, тонкие руки с гипертрофированными суставами, перевитые темными жилами вен, и в то же время от старика, в котором уже невозможно было узнать цветущего и самоуверенного мага и целителя Андрея Венедиктовича Золотарева, исходила некая могучая и непреклонная сила, едва ли не зримо заполнившая все помещение плотным, труднопреодолимым нечто.
Осторожно ступая по зыбкому щербатому полу, я приблизился к ложу и встретился с пронзительным и жестким взглядом старика.
– А вы молодец, Дмитрий Алексеевич! – прозвучало прямо в моей голове, и я при этом нисколько не удивился, будто всегда владел телепатией. – Быстро учитесь! Ирина Андреевна в вас не ошиблась: вы действительно Идущий.
– Как это понимать, Андрей Венедиктович? – по привычке я заговорил вслух. – И что с вами произошло?!
– Идущий – это человек, вышедший на путь Знания и сделавший по нему самый первый, но очень важный шаг: он
– Нурия Саликбекова? – спросил я его уже мысленно.
– Вот видите, Дмитрий Алексеевич, вы и так все прекрасно знаете и
– Похоже, я и есть тот самый… транслятор, – догадался я. – Поэтому она меня и не убила до сих пор!
– Правильно… Вы все понимаете…
– И что в этом случае мне грозит?
– Смотря по обстоятельствам, – голос Золотарева заметно ослабел, но он еще держался. – Если сумеете договориться, – что маловероятно, ибо мадхъя в принципе не способен к сотрудничеству, – останетесь в живых, то есть в виде самостоятельной биологической и психической единицы…
– А если нет? – меня передернуло: все-таки маг действительно не был человеком в прямом смысле – «единицы», надо же?!..
– Если нет, я вам не завидую… В самом приличном варианте – растворение.
– Это что еще за хрень?! – не сдержался я, но тут же спохватился: – Извините, Андрей Венедиктович.
Но маг и ухом не повел.