Они учились в Ленинграде

Сегодня впервые за всё время блокады, — нет, вообще за всё время своей педагогической работы, — я не могла давать урока истории, не могла говорить о прошлом, когда так радостно настоящее.

И никого из учащихся это не удивило. Мы только что пришли со школьного митинга. Лица у девочек были возбужденные, глаза ярко блестели.

— Скоро конец войны и наши близкие вернутся с фронта!

— И какая, девочки, непривычная жизнь будет: без обстрелов, без бомбежек…

— И мы будем знать, возвращаясь из школы, что дом стоит на месте!

— И не нужно будет волноваться, когда кто-нибудь из родных долго не возвращается домой.

— Да, для нас всё это будет. Но как больно за тех, кто не дожил до этого дня!.. — говорит задумчиво Валя.

О ком она думает, я не знаю. Но и мои мысли в этот радостный час возвращаются к тем, кого нет и кто так страстно мечтал дожить до дня победы. Я думаю о Василии Захаровиче Голубеве, о Юре… Один — взрослый, сложившийся человек, стойкий коммунист; другой — юноша, комсомолец, почти мальчик.

Оба они для меня сливаются в чудесный образ человека наших дней, который любил жизнь и отдал ее за Родину.

Звонок прервал этот «урок». Дверь распахнулась, и в класс вошли наши «зимняки».

— Так хотелось вас всех повидать и поздравить! — сказал Миша.

— Молодец! Молодец! Хорошо, что вы верны вашей блокадной школе, — радостно кричали девочки.

— Ну а как же иначе? Мы же «зимняки».

— И «перийцы», — добавляет Коля.

— Мы пришли вам сказать необыкновенную новость: в Ленинграде будет салют. Факт, что будет, — заявляет Миша.

— Врешь, Мишка, быть этого не может. В городе-фронте?!

— Так он же больше не фронт.

21 января 1944 года

Да, Ленинград больше не фронт!

Но борьба еще не кончена. Красная Армия еще должна «добить фашистского зверя в его собственном логове и водрузить над Берлином знамя победы», — как сказал товарищ Сталин.

И мы должны, как и прежде, упорно работать на своих постах.

27 января 1944 года

Опять мальчики в школе.

— Салют будет, на Марсово Поле пушки привезли, — говорит Миша.

— А почему не пишут в газетах? — спрашивают его.

— Сами сообразите, почему. А телефонограмму из РОНО получали? Там сказано: «Слушайте радию вечером». Надо понимать…

Весь вечер я ждала радио. Около 8 часов два раза подряд передали приказ войскам Ленинградского фронта.

Там уже прямо говорилось, что будет дано двадцать четыре залпа из трехсот двадцати четырех орудий.

Я спешно надела пальто и выбежала на улицу. На набережной Мойки масса народа, а на площади еще больше. Много знакомых лиц.

Вдруг стало светло, как днем, и через секунду раздался гром пушек…

Над Исаакием по небу бегали лучи прожекторов. Они скрещивались, на секунду образуя сетку серебристых лучей, и разбегались в разные стороны, чтобы затем вновь скреститься.

Взвивались ракеты, и зеленые, белые, красные звезды падали на крыши домов.

А кругом светло-светло! Это так необычно в нашем затемненном городе.

— Дожили, дожили! Радость-то какая! — говорят в толпе.

Могучего салюта победы ленинградцы не забудут!

Как жаль, что в этот радостный час я не была с моими учениками и друзьями! За эти годы мы привыкли и горе и радость делить пополам.

Ведь наш союз спаяли суровые дни Великой Отечественной войны.