Они украли бомбу для Советов

Какой же он? Я ждал встречи с ним так долго: разрешение на рандеву было в принципе получено, однако разведчик болел, умирал, выкарабкивался из цепких костлявых объятий. И вот он передо мной — Моррис Коэн, Питер Крогер, Санчес, Израэль Ольтманн, Бриггс, Луис… единый в бледном своем лице. Сухощавый, скромнейший и аккуратнейше одетый, седой как лунь и опирающийся на палку старичок, которого с привычной бережливой строгостью поддерживает под локоток крепкая медсестра. Дорогой мой Луис, неужели собственной жизнью я обязан частично и вам? Без вас с Леонтиной сколько б еще мучиться нашему гению Курчатову над собственной бомбой, а янки ждать не собирались. Хиросима, Нагасаки, Москва (?..) — да при таком раскладе я мог и совсем не родиться. И вот я в вашей квартире, и мы, оказывается, почти что соседи: я тоже в центре, а вы в двух шагах — на Патриарших. Белый дом, нелюбопытный лифтер при входе, медсестра, знающая, кто и зачем заглянул. Бедной жены вашей, Леонтины, или Лесли, как ее называли в разведсводках, уже нет — умерла от рака. Но российские коллеги из Службы внешней разведки заботятся о вас трогательно. Вежливые, выученные медицинские сестры дежурят в квартире в три смены. И вы общаетесь с ними на вашем ломаном, так до конца и не выученном русском, как с добрыми знакомыми. Пару раз в неделю вас обязательно навешает Сергей — старший офицер из Службы, болтающий с вами на безупречном английском и сейчас как-то очень умело-тактично выкрикивающий вам в ухо мои вопросы. Без него общаться было бы еще сложнее, спасибо, Евгений, не волнуйтесь, снятый мною на память кадр — вы, Петр, с Моррисом — конечно же, не попадет никуда, кроме моего личного архива.

Экскурсия по квартире с комментариями Коэна не дает забыть, у кого в гостях находишься. Фото разведчика Абеля и не менее знаменитого его коллеги Молодого-Лонсдейла — волею судьбы Моррису довелось работать и с тем, и с другим. Рядом, в рамочке, Юрий Андропов. Портреты Лоны и Морриса, написанные «товарищем из нашей Службы». И вдруг — веселые, цветастые стенные газеты с заголовками: «Здравствуйте, товарищи Питер и Лесли!» и «Поздравляем с праздником, дорогой Питер!» Открытки, приветствия от школьников, максимум пятиклассников. Это до сих пор не забывают Крогера внуки и правнуки тех российских чекистов, с которыми он рисковал за кордоном. Несколько академическая, суховатая квартира согревается теплом, его Питеру, наверное, не хватает. А о редкой профессии хозяина говорят книги — в основном английские, изредка — на русском. Для большинства читателей в них история разведки, для Морриса — его собственная. Опираясь на палку, достает фолиант, другой: «Вот пишут, что Икс сделал то-то. Не совсем так…» Или: «В Америке до сих пор верят, что… Пусть они остаются при своих заблуждениях».

А в коридоре большой рисунок типично испанского дома с колоннами, около которого вы, Израэль Ольтманн, почему-то задерживаетесь: «Приглядитесь к особняку, какие колонны, а? Я потом вам объясню». И пошли воспоминания о гражданской войне в Испании. О товарищах, которых уже нет. Характеристики точны, я бы сказал, хлестки, о некоторых трепачах Моррис отзывается без всякого уважения, особенно о паре болтливых французов. А несколько человек из Интербригады еще живы. Кое с кем Коэн вел переписку отсюда, из Москвы: создавался музей памяти интернационалистов. Один ближайший по гражданской друг хотел было приехать, но внезапно замолчал, пропал. У Морриса, едва ли не в первый и последний раз за ту встречу, на глазах слезы. Похоже, друга больше нет. Они воевали в Испании, ходили в атаку. Фашизм, Франко, Интербригада…

А мне эгоистично хочется, ну, не терпится задать вопрос, который и задаю, правда, в самом конце четырех часов беседы:

— Моррис, так все-таки атомную бомбу выкрали вы?

Коэн молчит, подбирает слова:

— Нет, я бы так не говорил. Мы не были физиками, математиками, знатоками. Просто Лона взяла и сумела передать нашим товарищам материалы, которые собрал в атомной лаборатории Лос-Аламоса ученый-атомщик Персей.

ПЕРСЕЙ ОБРЕЧЕН НА ВЕЧНУЮ ТАЙНУ?

Кто же такой Персей? Не собираюсь интриговать читателя и напишу честно: подлинное имя этого человека, так Курчатова выручившего, остается пока тайной. Недавно появилась у нас в России книга, где вроде бы дается толстый намек по этому поводу. Коэн о публикации знает, она его здорово рассмешила: ни гроша истины. Ну, так где же правда, Моррис? Пожатие плечами. Удивленный взгляд через лупу на список моих вопросов: неужели непонятно, что ответа не последует? И тут же уход в сторону: повествование о трудном детстве в Бруклине, об отце — сначала уборщике улиц, потом торговце овощами. О работе учителем и трудных экзаменах на учительскую должность, где его — преподавателя-коммуниста — постоянно пытались завалить. Он, несмотря на голы, показал себя мастером больших уходов, что подтвердили и два офицера из Службы внешней разведки.

Но все-таки кое-что Моррис мне рассказал.