Они узнали друг друга

— Знание прошлого нам, медикам, не противопоказано. Оттого что многие не удосуживаются заглянуть в историю, их сведения о ней до неприличия жалки. Знание физиологии застряло на Сеченове, понимание клиники — на высказываниях Боткина, а сведения о хирургии — на сочинениях Пирогова. Никто не спорит. Надо знать, что творится в собственном доме, но не бесполезно и заглянуть в окно. К нам ведь заглядывают, и частенько. Павлова изучают в Европе и в Америке, Виноградскому рукоплещет Лондон и Париж, имя Бэра за границей произносят с благоговением… Кстати о Бэре: он завещал свой труп анатомам, русский ученый продолжал служить науке и после смерти. Вот уж у кого нам не грех поучиться!.. Археологи рассказывают о мумии египетского врача, в груди которого нашли вместо сердца камень. Медик, вероятно, осознав при жизни несправедливость и жестокость своего сердца, распорядился заменить его камнем… Недурной урок, многим следовало бы призадуматься над этим, не обязательно без меры ожесточать себя, чтобы слишком поздно затем покаяться…

Лозовский умолк, и внезапно прозвучал голос Злочевского:

— Правильно, Семен Семенович, неважно иметь большое сердце, важно, чтобы оно не было каменным.

Многие обернулись в сторону Валентина Петровича. Большинству этот новоявленный защитник Лозовского не пришелся по нутру. Ему, возможно, не простили бы подобную вольность, но неожиданно с высокой трибуны президиума заговорил председатель.

— Не будем отвлекаться, товарищи, — предложил он, — вернемся к основному вопросу повестки дня… Главврач Лозовский не ответил еще, как понимать его поведение в отношении больного Андросова. Мы не судьи и приговоров не выносим, долг общественности — составить себе мнение о том, что произошло.

Наконец-то Лозовский обернулся к президиуму, голос его звучал спокойно, даже примирительно, только высоко поднятая голова и суровый взгляд выдавали его неприязнь к неправедным судьям и горькое сознание своей правоты.

— Моя совесть чиста, мне не в чем раскаиваться, — сказал он, — но как могли вы, врачи, допустить мысль, что я своими опытами измучил больного и довел беднягу до истощения? Неужели вы не догадываетесь, что не по собственному почину жена умершего обратилась к прокурору. Она ведь и говорить толком не умеет и фамилию подписывает с трудом…

— Но вы признались на суде, — возразил председатель, — что больной пострадал по вашей вине.

— Больше того, я утверждал, что лабораторный анализ бесспорен, а ведь у меня могли быть основания в этом сомневаться.

— Почему вы не сказали это суду?

Лозовский улыбнулся и не спеша произнес:

— Я не хотел расстраивать друзей Пузырева.

Председатель покачал головой, взглядом обратился за сочувствием к публике и с видом человека, которого словами не проймешь, сдержанно сказал:

— Ардалион Петрович тут ни при чем, вы напрасно порочите его доброе имя.

— Лично, конечно, он тут ни при чем, я вполне с вами согласен. Он своими руками никогда никому не причинил еще зла.

— Повторяю, — начинал сердиться председатель, неожиданно повышая голос, — профессор Пузырев ни прямо, ни косвенно к вашему делу непричастен.

Семен Семенович почтительно кивнул головой — возможно, и непричастен, но так ли он уверен в этом?

— Вообразите себе такую картину, — встав вполуоборот к публике и президиуму, заговорил Лозовский. — В палате лежит тяжелобольной. Он до того исстрадался, что жизнь ему не мила и смерти он ждет как избавления. В один прекрасный день ему становится вдруг легче и с течением времени все лучше и лучше. Врач от счастья места себе не находит, — вам это состояние хорошо знакомо, и вдруг больного увозят из больницы. Здесь ему не помогут, добрые люди посоветовали выписать, пока не поздно. Больного помещают в прославленную клинику трижды знаменитого профессора Пузырева. Там первым делом отменяют питание сырым мясом. Состояние больного сразу же ухудшается, и он погибает. «Мы не могли ему помочь, — торжественно поясняет жене умершего профессор Пузырев, — его залечили в больнице… Ваше право пожаловаться, пусть отвечают». Сразу же на сцене появляется сотрудница клиники, жалоба составлена, подписана и направлена прокурору… Не слишком ли много несчастных совпадений?

— Почему же вы об этом не сообщили суду? — не унимался председатель.

Голоса в зале утихают, все с интересом ждут ответа. Злочевскому не сидится, он встает, перегибается всем телом вперед, ему бы только уловить взгляд Семена Семеновича, как-нибудь внушить ему не отделываться шуткой, ответить серьезно, всю правду.

— Не в моих правилах, — отвечает Лозовский, — ставить в трудное положение ничтожных людей, не в них ведь дело.

— Вы имели бы тогда право призвать к ответу Ардалиона Петровича, пригвоздить его к позорному столбу.

— Не в моих также правилах, — последовал твердый и ясный ответ, — пользоваться средствами моих врагов. У меня свое отношение к людям.

Злочевский поднялся и вышел. Последующее не интересовало его.

8

— Кончились ваши мытарства или еще раз позовут? — участливо спросила Евгения Михайловна Лозовского, едва он появился в дверях.