Они ведь едят щенков, правда?

— Они привезут… что?

— Одежду, дорогой, — пояснила Минди. — Они уже прислали мне PDF. Ты будешь в этом сногсшибательно выглядеть.

— Мин, — сказал Жук, — да я на лошадь уже шесть лет не садился. С тех пор, как та кляча, которая, по твоим словам, была совсем смирной, взяла и взбесилась подо мной.

Жук тогда два месяца пролежал на вытяжке. Позвоночник у него с тех пор полностью и не выпрямился.

— Да тебе и не придется садиться на лошадь, глупыш. Ты просто должен хорошо выглядеть, правда?

— Мин, — простонал Жук, — я вообще не хочу позировать для этого лошадиного журнала!

— Уолтер! Я пытаюсь включить тебя в свою жизнь, а ты упираешься и рвешься прочь.

— Ладно. Значит, ты хочешь, чтобы я вырядился в костюм, да? Тогда выпрошу у Бьюкса солдатскую форму времен Гражданской войны. Ты наденешь кринолин. Беллу мы вымажем сапожной ваксой. Пускай она будет мамочкой. Отличный фоторазворот получится для «Хвоста и Гривы»! Они, наверное, назовут эту сцену «Унесенные Бредом».

— Прекрасно! Прекрасно! Значит, ты предпочитаешь выглядеть неряхой на страницах ведущего издания страны, посвященного конному спорту! Ладно, тогда надевай джинсы. Те самые, драные, которые ты так любишь.

— Не надену! Потому что меня там не будет. Завтра я буду здесь. Почему я буду здесь? Сейчас я тебе скажу, почему. Потому что здесь — место, где я зарабатываю деньги, на которые покупается овес для этих твоих кобыл. Иначе говоря — я зарабатываю на твой образ жизни. Но подожди-ка. Что я говорю? Мне ведь уже можно не вкалывать, а? У нас же теперь завелся собственный банкир. Первый Банк Гарри.

— Ну знаешь, это уже…

— Мин, я нужен стране. Может, поговорим об этом как-нибудь в другой раз?

— Да чем ты там занят? Что там такого срочного? Ты уже несколько недель как-то странно себя ведешь. И я не имею в виду только пьянство.

— Это оборонная программа, Мин. Вот чем я занят.

— Но ты никогда раньше таким не был. У нас что — война на носу или что? Понятно, меня давно не интересуют новости, но, так или иначе, уж кто-то бы упомянул об этом?

— Детка. Мне нельзя об этом говорить. Мы ведь с тобой все это уже обсуждали.

— Уолтер, у тебя что — любовница?

— Мин. Сейчас одиннадцать утра. Кто ходит к любовницам в такое время?

— Ну, скажи мне хоть что-нибудь! Я ведь твоя жена! А ты просто отталкиваешь меня.

— Детка, если я тебе что-нибудь расскажу, то… и твоя, и моя жизнь окажется в опасности.

Наступила пауза.

— Большей глупости я в жизни не слышала.

— Правда? — спросил он.

— Такая глупость годится только на то… на то…

— На что?

— На то, чтобы ты вставил ее в один из своих дурацких неопубликованных романов!

Жук, скрежеща зубами, уже успел содрать с них столько эмали, что ее хватило бы на реставрацию старинной ванны. Он уже собирался сказать что-то такое, о чем наверняка потом пожалел бы, но Минди избавила его от этого, вырубив связь. Жук швырнул телефон об стол: хоть и пиррова, зато приятная победа.

Энджел глядела на него с презрительной задумчивостью.

— Спасибо, — проговорила она.

— За что? — рявкнул Жук.

— Вы заставили меня возблагодарить небо за то, что я не замужем.

— Белый дом как-нибудь отреагировал?

— Они там «следят за ситуацией», — презрительно фыркнула Энджел. — «Пристально».

— Да уж, от этого у Пекина, наверно, поджилки затрясутся, — сказал Жук.

— Они такие сосунки — вся эта наша администрация! Нам следовало бы выстраивать авианосцы. Отменять увольнения военных. Запускать бомбардировщики. Готовить к запуску ракеты. Нам нужен, Паттон, ты! — Отчизна ждет[44].

Жук поглядел на Энджел.

— Ого, Вордсворт! Я поражен. Я-то думал, вы не читали ничего, кроме Джейнова «Современного оружия массового поражения».

Он крутанулся в кресле и приступил к сочинению речи в жанре «Я обвиняю!» от лица ИПК. А потом остановился.

— Может быть, все-таки дать Белому дому хоть немножко времени на осмысление? Вы же знаете — они прямо сейчас собрались там, в оперативном штабе.

— Ага, — сказала Энджел. — Созерцают собственный пуп.

— Черт побери, — проговорил Роджер П. Фэнкок, директор Совета национальной безопасности. — Это что же такое!

Этот возглас был предназначен, скорее, мировому пространству в целом, чем молодому, подающему надежды международнику по имени Блетчин.

— Как будто у нас и так хлопот мало, — сказал Фэнкок. — Ну, хоть бы раз, хоть бы единственный раз кто-нибудь вошел в эту дверь и принес бы мне не очередную страшилку, а какое-нибудь приятное известие!

Это что — личное внушение? — недоумевал Блетчин.

Фэнкок хмуро поглядел на совершенно секретную телеграмму от посла США в Пекине, которая оповещала его о том, о чем двадцать минут назад уже сообщили по каналу Си-эн-эн.

— Спасибо за предостережение, — риторически проворчал Фэнкок, скомкал телеграмму и бросил в корзину для бумаг.

— А разве это не следует сжечь, сэр? — спросил Блетчин.

Каждый день сюда приходил сотрудник со специальным пакетом и осведомлялся: «Имеется ли секретный мусор?»

— Блетчин, — сказал Фэнкок, — это же только что озвучили на Си-эн-эн.

— Да, сэр. Но все равно, это была совершенно секретная телеграмма.