Они возвращаются

В наши скорбные пределы иногда заглядывает Каракурт – местный лечащий врач. И вот её обитатели поголовно боятся просто до дрожи в коленках. Даже два кататоника, видимо чувствуя присутствие абсолютного зла, начинают непроизвольно дрожать, чем изрядно отвлекают сидящих на них от обдумывания стратегии розыгрыша очередной заковыристой раздачи. Но чем вызван подобный эффект присутствия, для меня пока остаётся загадкой. Есть в этом какая-та страшная тайна.

– А чего они постоянно в масках ходят? – интересуюсь у своего гида, кивнув на двух пациентов о чём-то конспиративно шушукающихся в углу. Нижние половины их лиц стыдливо прикрыты медицинскими масками.

Николай небрежно пожимает плечами:

– Так им же противогазы запретили здесь носить.

– Противогазы? – я буквально ощущаю, как мои брови, более не сдерживаемые вездесущей гравитацией, двумя мохнатыми гусеницами неудержимо ползут вверх по лбу.

Корешок некоторое время удивлённо смотрит на меня, потом, видимо, до чего-то дотумкав, ухмыляется:

– А-а-а, ты же не застал их эпичное явление сюда. Мы все тут просто обхохотались, когда санитары под вопли вновь прибывших сдирали с них изолирующие противогазы. Эти два чудика – члены экипажа танкера-химовоза. Загремели к нам после того, как у них в рейсе произошла утечка токсичного груза. И нет, чтобы вылилось сразу изрядное количество. Автоматика бы тогда отработала штатно. Но сочилось совсем помаленьку. И эти микродозы вызвали у всего экипажа массовую галлюцинацию. В общем, натерпелись там все после прибытия на борт самого Сатаны с инспекцией. А у Анатолия с Сергеем, отвечавших за груз, падший ангел обнаружил ещё и недостачу того самого химиката…

– И что, оклемались уже здесь?

Николай пожимает плечами:

– Судя по вросшим в лица маскам, вряд ли. Они их даже в столовке не снимают – запихивают еду прямо под марлю. Опасаются очередной инспекции от тёмного ангела…

– Ага. Теперь понимаю, почему они на меня так подозрительно косятся…

Как-то ночью я открываю глаза от того, что чувствую тяжесть чужого взгляда. И в неверном свете Луны вижу перед собой огромную крысу. Она, удобно устроившись на моей подушке, в упор смотрит мне прямо в глаза. Я начинаю шарить правой рукой, в поисках чего-нибудь потяжелее, и внезапно чувствую, как кто-то перехватывает меня за кисть. Ужас буквально пронзает раскалённой иглой. Б…!

– Не трогай Мица…

Оказывается, когда я в панике обшаривал всё вокруг себя, то случайно разбудил и Николая.

А крыса тем временем продолжает спокойненько так сидеть рядом, и не думая спасаться бегством. Её чёрные глазёнки неотрывно следят за мною, на тонких длинных усиках подрагивают маленькие капельки воды.

– Это наш подопечный, – поясняет своё вмешательство Николай, – живёт здесь в подвале. К нам заходит иногда пообщаться.

И чему я тут удивляюсь? Это же сумасшедший дом!

– Кыш! – брезгливо смахиваю крысу с подушки, поворачиваюсь на другой бок и пытаюсь заснуть.

– Что есть наша реальность? – неожиданно громко вопрошает карточный ас Александр, – Где её пределы? И как проложить туда верный курс?

Короткий спич местного философа вызывает ответную реакцию Николая:

– Это штурман Александр. Его «крыша» потекла, когда прокладывал курс между Фобосом и Деймосом на туристическом маршруте. Почему-то у него получалось, что у Марса три спутника. Два известных и один новый – невидимый. И он никак не мог рассчитать гравитационный манёвр между ними. Говорят, что даже его автопилот свихнулся, плутая по рассчитанному маршруту.

– Зачем мы бродим по жизни неприкаянно? Повторяя раз за разом установившийся курс от зарплаты до зарплаты. Как сойти с этого порочного рейса?

Мне рассуждения сумасшедшего штурмана не кажутся уж совсем безумными.

– Правда, потом выяснилось, что у штатной логарифмической линейки, по которой он вводил значения переменных в бортовой компьютер, неправильно нанесена насечка на шкале, – Николай некоторое время молчит и затем вздыхает, – Что поделать, заводской брак…

Штурман, толкнув речь, замирает в полной внутренних достоинств позе Цицерона, выступающего перед Сенатом.

Мы сидим втроём – я, Николай и крысы. Для грызуна из сумасшедшем дома она оказывается довольно сообразительной. Разве что говорить ещё не научилась. Правда, я для себя так и не определился – или это просто общая галлюцинация, визуализирующая местное коллективное бессознательное, или всё-таки божья тварь. И тот и другой вариант имеют равное право на существование. Так, невыразительный серый комочек шерсти вполне адекватно отображает наш общий умственный потенциал, бесконечно далёкий от блистательных высот пятого Сольвеевского сборища интеллектуалов. Но и в качестве обыкновенного грызуна, она никак не нарушает основополагающих принципов существования Вселенной – если есть в доме тёмный подвал, должна же там когда-то завестись и крыса. Хотя, вероятно таким странным дуализмом проявляет себя универсальный квантовый детерменизм, недоступный для понимания большинству местных психов.

– А что за стенами дома? – спрашиваю я, отвлекаясь от созерцания неба в клеточку.