— В том-то и дело, что он никого не известил о своём выезде и поехал без охраны. Я знаю ваши способности, поэтому хочу попросить «бросить взгляд» на будущее писателя. Мы со своей стороны делаем всё возможное, ищем, но вы можете подсказать больше.
— Не могу, — огорчённо признался Уваров. — Я не вижу ближайшего будущего, мой предел — сто лет.
— Попытайтесь, Сан Саныч, в силу крайней необходимости, вдруг получится? Нам нужен хотя бы намёк на место, где может быть Ватшин. Жаль, если ксенотики вытянут из него какие-нибудь важные сведения о прошлом, ещё больше будет жаль, если его убьют.
— Я постараюсь, — после паузы пообещал Уваров. — Но не обещаю, что смогу помочь. До этого момента все мои попытки прогнозировать… э-э, точнее, увидеть будущее ближе сотни лет не увенчались успехом.
— Буду ждать известий. — Гордеев выключил телефон.
Уваров достал жвачку, задумчиво сложил бумаги на столе, попил водички. Потом рассердился на собственную заторможенность, выключил компьютер, прикинул, где может посидеть в одиночестве какое-то время.
Кафедра отпадала, здесь всегда было полно народа, бегали студенты и аспиранты, а ему хотелось тишины и покоя, чтобы никто не спрашивал, чем он занимается. Тогда Уваров увёл с доски кафедры ключ от подсобки на первом этаже корпуса и заперся в тесной комнатке, занятой инструментарием уборщиков и коробками с материалами для мелкого ремонта окон и стен. Уселся на колченогий стул возле крохотного столика. Сосредоточился на погружении в «спящую вселенную» собственной психики, стараясь не обращать внимания на запахи краски, олифы и пластика, заполнявшие подсобку.
Медитацией его сосредоточение в полном смысле слова назвать было нельзя, однако процесс был близок к ней, так как Уваров научился успокаиваться, расслабляться и за короткий промежуток времени — полторы-две минуты — концентрировал внимание на выходе в «бездны памяти» до такой степени, что забывал обо всём на свете.
Первый «нырок» в будущее — он избрал дистанцию в один год — ничего не дал. Психика была тиха и молчалива. Вселенная не разворачивалась перед мысленным взором в реальную картину, которую можно было посмотреть, просчитать и интерпретировать.
Тогда он зашёл «издалека», шагнув на пятьдесят лет вперёд, и попытался найти в своём окружении писателя Ватшина Константина Венедиктовича.
«Со скрипом», но ему удалось это сделать, хотя обстановка, высветившаяся в лучах мысленного «прожектора», не была похожа ни на институтскую, ни на домашнюю. Сложилось впечатление, что прозрение выбросило Уварова на какую-то другую планету, может быть, даже на Луну.
Но и там среди сотен вспыхивающих микросцен, создающих «броуновское движение» будущих временных полотен, Ватшина не оказалось.
Уваров «вернулся» обратно в реальность, данную ему в запахах краски, отдохнул и снова попытался нащупать писателя-хроника в будущем, «привязав» его образ к своим намерениям.
Прыжок в будущее вынес математика — по ощущениям — в ближайшие год-два, потому что он увидел (не совсем так, то, что чувствовал, не являлось прямым визуальным контактом) знакомую базу «Ветрин», суматоху биоэнергетических полей, принадлежащих сотрудникам базы, узнал ауры Дэна и Гордеева, но ауры Ватшина среди них не было. Писатель в данном виртуальном варианте будущего не существовал.
Уваров вынырнул из футур-поиска с колотящимся сердцем, прижал руку к груди, удивляясь реакции организма. Раньше на его выходы в будущее сердце так не реагировало. По-видимому, процесс «подглядывания» близкого будущего требовал гораздо больших энергозатрат, чем выход в далёкое будущее, основой которого служило огромное количество факторов.
«К чёрту! — подумал Александр Александрович сердито. — Ещё инфаркт заработаю!»
Потом пришло ощущение вины: писатель не стоил пренебрежительного отношения, да и человек он был во всех отношениях положительный, добрый и мягкий. Он не должен был пропасть бесследно.
Уваров сунул голову под кран умывальника, стоящего в подсобке, включил воду.
Холодная струя сняла напряжение, снизила пульсацию крови в сосудах головы. Стало легче.
Он уселся на стул, сосредоточился на личности Ватшина, каким он его помнил, чтобы потом перейти к восприятию «тени будущего», связанной именно с этим человеком.
Попасть в нужный «канал» не удавалось долго.
Уваров вспотел, устал, заработал всплеск давления, разозлился, но попытки обнаружить Ватшина в своём окружении в будущем не оставил. И наконец-то добился своего! Неясно, неточно, расплывчато, на грани узнавания.
Ватшина били! Где — Уваров понял не сразу, за что — вообще было неизвестно, но писателя били, а потом воткнули в сердце нож! И Константин умер, успев послать в никуда отчаянную мольбу о помощи!
Уваров подскочил на стуле, постоял в полуобморочном состоянии, согнувшись, опираясь обеими руками о столик, унимая бешеный галоп сердца. Вытер потный лоб дрожащей рукой. Хотел сразу звонить Гордееву, но сначала заставил себя успокоиться, привести чувства и мысли в порядок, поэтапно воспроизвёл в памяти все свои манипуляции с футур-анализом.