Они здесь! (сборник)

— Слушаюсь, — ответил оперативник, отвечающий за сканирование шоссе по сети телекамер, установленных вдоль трассы.

Мультивен вернулся к МКАД и помчался в направлении на Барвиху.

Денисов ответил через две минуты:

— Час пятнадцать взад «Фольксваген» с указанными номерами замечен на съезде к санаторию.

— Всем группам — сосредоточиться на Барвихе! Искать «Фольксваген» ноль девять девяносто, с мигалками! Не шуметь!

Машины с бойцами команды Соломы повернули к знаменитой Барвихе, известной всей России как владение миллионеров.

5. Будущее — есть!

Любопытство оказалось сильнее страха.

Сначала Константин нервничал, ожидая возвращения ксенотиков, потом решил относиться к ситуации философски: что будет, то и будет. В конце концов, ксенотики должны понимать, что убивать его нет смысла, чем он тогда поможет им? А там, глядишь, и наши подоспеют.

Поймав себя на определении «наши», Ватшин невесело усмехнулся, так как уже начал причислять себя к анксам. С другой стороны, судя по беседам с Гордеевым, они своих сотрудников в беде не бросали.

Подумав об этом, он и решил пуститься в новое путешествие по безднам собственной памяти, надеясь найти что-то определённое, что можно было отнести к ценной информации. Ксенотики были уверены в его осведомлённости, так почему бы и в самом деле не стать обладателем секретов, которые помогут ему торговаться за жизнь?

Меньше знаешь — лучше спишь, напомнил внутренний голос известную истину обывателей. Но Ватшин не стал обсуждать неприятную тему. В жизни он руководствовался другими формулировками.

Космос памяти послушно развернулся перед ним призрачной всеобъемлющей звёздной панорамой.

Был соблазн снова окунуться в изначальный мрак пространства, предшествующий появлению звёзд и крупномасштабной сетчатой структуры Вселенной, чтобы поискать признаки жизни, особенно — разумной. Однако Ватшин подозревал, что масштабы разумного преобразования пространства в эти времена не столь велики, чем в более поздние периоды развития Мироздания, поэтому тратить силы на поиски древнейших цивилизаций не стал. Интереснее было бы поискать следы прошлых разумных систем поближе к действительности, так как существовал реальный шанс найти уцелевшие артефакты и сооружения.

Вспомнились строки поэта [Шефнер В. «Непрерывность».]:

Мир пронизан минувшим. Он вечен.

С каждым днём он богаче стократ.

В нём живут наши давние встречи

И погасшие звёзды горят.

За стенкой камеры что-то стукнуло. Мысли Ватшина вернулись в реальность. Скоро должны были прийти вербовщики, настроенные решительно и жёстко, и до этого момента он должен был сделать прогноз будущего: есть в нём Ватшин Константин Венедиктович, писатель и лауреат многочисленных литературных премий, или нет.

Переход в другое состояние психики — «считывания будущего» (оно во многом отличалось от состояния «странствий» по памяти) — дался с трудом: мешало сознание, занятое обуздыванием эмоций. Хотелось выбраться из тюрьмы как можно скорей и забыть об этом как о дурном сне.

В конце концов Ватшин справился с собой, припомнив опыт джеклондоновского «странника по звёздам», занялся медитированием и добился-таки необходимой степени концентрации, позволяющей отрешиться от окружающего мира.

Мысль прыгнула в будущее, «тень» которого психика действительно воспринимала как тень, падающую от стен гигантской башни, устремлённой в небо.

Константин не понимал, как у него это получается. Сознание и память сами отфильтровывали шумы и ложные сигналы фона, регулировали восприятие и рождали образы. Может, ему и в самом деле возможности считывания будущего и прошлого были заложены с рождения, а информация Кротова лишь возбудила нужные контуры, разбудила внутренний эйдос. Но факт оставался фактом: мысленные усилия привели его к башне будущего и повели по ступенькам вверх, надо было лишь выбрать «этаж» — нужное время и понять, что на этом «этаже» располагается.

Помня прошлые выходы из тела, он не стал прыгать высоко — на миллионы и миллиарды лет. В данный момент его интересовало собственное положение, а не судьбы Метагалактики, поэтому стоило подняться всего на «этаж-другой», чтобы убедиться: завтра-послезавтра он будет жить. Но гораздо больше его волновал другой вопрос — где он будет жить и с кем дружить. Не хотелось верить, что ксенотикам удастся сломить его волю и завербовать на свою сторону.

Смутные очертания входа в башню остались позади.

Ватшин медленно поднялся на «пару пролётов» почти невидимой лестницы, вышел на «лестничную площадку».

Мне нужно знать, что будет завтра!

Мне нужно знать, что будет завтра!

Окружавшая его зыбкая пелена, полная туманных струй и эфемерных бликов, расступилась, он увидел салон самолёта… и Люсю, сидящую рядом… и Виктора по кличке Солома… и ещё с десяток людей, сидящих справа, впереди, сзади… кто-то похлопал его по плечу.

Ватшин оглянулся.

— Сан Саныч?!

Уваров, сидевший в кресле за ним, подмигнул ему. Губы математика не шевельнулись, но Константин услышал его раскатистый голос:

— Кажется, мои усилия не пропали даром.

— Вы мне снитесь, — признался Ватшин.