Они жаждут

У Кобро звенело в ушах. Он щелкнул предохранителем маузера и положил пистолет, сверкающий, словно черный бриллиант, на барную стойку. Затем несколько минут с ленивым удовлетворением рассматривал застывшие в нелепых позах трупы. Жадно вдыхал запах крови и наполнялся энергией жизни. «Бог ты мой, как же хорошо! – думал он. – Дьявольски хорошо!» Эрекция прекратилась. Кобро обогнул стойку, достал из холодильника еще одну бутылку пива, осушил ее в два глотка и отшвырнул в кучу пустой посуды. «Может, взять с собой пару-тройку? – задумался он. – Нет, не стоит так нагружаться. Да и места все равно нет. Хочу оставаться быстрым и свободным». Он подобрал свое оружие и засунул в кобуру, пришитую к подкладке куртки. «Эта безделушка обошлась мне в Салинасе в кругленькую сумму, – сказал он себе. – Но она того стоит». Кобро нравилась его пушка, он купил ее у одного хитрого старикана, который клялся, что она не просто пылилась в антикварной оружейной лавке, а побывала в руках у настоящего гестаповца. Правда, магазин пару раз заклинивало, но в остальном она слушалась идеально. Чертовски легко пробивала тело до костей. Кобро застегнул куртку. Пистолет выжег свой отпечаток на его боку, словно клеймо страсти. Он вдыхал и вдыхал запах крови, пока легкие не наполнились горячей сладкой медью. А потом принялся за работу, первым делом очистив кассу. Там лежали купюры номиналом в один, пять и десять долларов – всего чуть больше сорока. Забрать мелочь он не удосужился. Потом перевернул трупы и пошарил у них в карманах, стараясь не оставлять следов в лужах засыхающей крови. В сумме набралось около двухсот долларов. Кобро уже поднимался с корточек, когда заметил золотой зуб, сияющий, как самородок, в полураскрытой пещере рта того парня, которого он пристрелил первым. Выбив зуб прикладом маузера, он вернул пистолет в кобуру, а зуб положил в карман.

Теперь он готов был отправиться дальше.

Воздух пустыни снаружи показался Кобро слабым и разбавленным в сравнении с насыщенным запахом смерти в «Наливайке». Шоссе исчезало в темноте по обе стороны от него, позади над головой мерцала неоновая вывеска, впереди на земле синела его собственная тень. «Скоро кто-нибудь обнаружит этих говномесов, – сказал он сам себе. – И все демоны ада сорвутся с цепи. Ну и ладно. К тому времени, когда появятся патрульные, я буду уже далеко отсюда по дороге в Эл-Эй». Кобро повернул голову к темному небу на западе, все его тело слегка пощипывало.

Ощущение было сильней, чем в Сьюдад-Акунье, сильней, чем в Соноре, и даже сильней, чем в Форт-Стоктоне, всего в нескольких милях отсюда. Как легкое онемение, как мгновенный кайф от понюшки кокса, как мучительно-сладкое предвкушение варящегося в ложке герыча. И с каждым разом становилось все лучше и лучше, постепенно усиливаясь по мере продвижения на запад. Временами ему казалось, что он теперь постоянно чувствует этот запах крови, когда смотрит на запад, как будто весь Тихий океан наполнился кровью и ты можешь купаться в ней сколько душе угодно, пока не напьешься допьяна и не пойдешь ко дну. Как будто ему каплю за каплей скармливали величайший наркотик в мире, и с каждой милей этой поездки безумная жажда Кобро заполучить полный удар по венам только возрастала.

А еще он видел сон, который, возвращаясь снова и снова, тянул его из Мексики обратно в Штаты. В первый раз он приснился Кобро неделю назад и повторялся три ночи подряд, совершенно одинаковый, и это чертовски… жутко: во сне он катил на своем чоппере по длинному извилистому шоссе с высокими пальмами и огромными небоскребами по обочинам. Освещение казалось странным – красноватым и тусклым, словно солнце прилипло к горизонту. Он был в черной куртке, джинсах и черном защитном шлеме, а следом за ним ехала целая армия громил-байкеров на самых разных мотоциклах, какие только может вообразить себе измученный разум, – огнедышащие твари, сверкающие ярко-красным хромом, раскрашенные фиолетовыми, неоново-голубыми и золотыми металлическими блестками, с ревущими, как драконы, моторами. Но эта армия байкеров позади Кобро выглядела как-то странно и походила на скелеты: бледнокожие существа с обведенными тенями глазами, не мигающими в миазматическом свете. Их были сотни, может быть, даже тысячи. Обесцвеченные тела прикрывали лохмотья курток из оленьей кожи; рваные джинсы с кожаными заплатами на коленях; списанные армейские бушлаты, выгоревшие на солнце до болезненно-болотного цвета. На ухмыляющихся черепах некоторых из них позвякивали шлемы со светящейся краской и покрытые трещинами и вмятинами нацистские каски. Кое-кто носил защитные очки. Сквозь стиснутые зубы пробивался зловещий рев, звучавший все громче и громче: «Кобро! КОБРО! КОБРО!» А еще в этом сне он видел белые буквы, выложенные на холмах, что возвышались над широко раскинувшимся городом: «ГОЛЛИВУД».

Жутко.