Они жаждут

Он показал рукой в сторону огромного неонового гамбургера, плывущего в небе над закусочной Толстого Джима. Она отрицательно покачала головой.

– Ладно. – Он вытащил пачку “Уинстона” из отделения для перчаток и закурил. В противоположном направлении промчалась черно–белая патрульная машина полиции, глаза копа за рулем на один сердцетрепещущий миг встретились с глазами Рико. Рико вез несколько граммов кокаина и несколько никелированных коробочек с отличными “колумбийскими красными”, спрятанными в тайнике под резиновым покрытием в багажнике.

Это был неплохой бизнес – поставлять кокаин малышам, которые ошиваются в рок–клубах на Солнечной полосе. Хотя торговал он по малой, но все равно, получал достаточно, чтобы позволить себе немного понаслаждаться жизнью. Его поставщик, лысый тип в костюмах от Пьера Кардена, называющий себя Цыганом Джоном, сказал, что у Рико сильные нервы, есть хватка, и он может подняться в этом деле повыше, чем мелкий толкач. Не так высоко, как Цыган Джон, конечно, но достаточно высоко. Рико хладнокровно отвел взгляд от полицейской машины и ловко занял пустое место на хвосте “громовой птицы”, выкрашенной в тигровые полоски. Кто–то позвал его с обочины, и он увидел Феликса Ортего и Бенни Грасио вместе с двумя отличными “персиками”, стоящих у входа в дискотеку. Рико поднял руку в знак приветствия.

– Как дела, приятель?

Но он не притормозил, потому что парни были живым напоминанием тех времен, когда он был членом “Костоломов”.

Наконец Мерида задала вопрос, которого боялся Рико:

– Что мы будем теперь делать?

Сверкающими глазами она внимательно следила за его лицом, отыскивая малейший признак предательства.

Он пожал плечами, сигарета свесилась с нижней губы.

– А что ты думаешь делать?

– Это же твой ребенок!

– И твой тоже,– громко сказал он. Злость в первый раз заставила кровь прилить к его лицу. “Почему же она не принимала таблетки или что–нибудь?”

Потом лицо его вспыхнуло от стыда.

– Боже! – хрипло выдохнул он. – Я не знаю, что я должен делать.

– Ты любишь меня, разве нет? Ты говорил, что любишь. Если бы ты этого не сказал, я бы тебе не разрешила. Ты был у меня первым и единственным.

Он мрачно кивнул, вспоминая первый раз, когда он взял ее. Это произошло на заднем сиденье автомобиля в открытом кинотеатре возле Южных Ворот. Он очень гордился потом, когда все кончилось, потому что она была его первой девственницей, а мужчиной можно было себя считать – он это знал – только лишив девушку девственности. Он вспомнил, что однажды говорил ему Феликс Ортега в заброшенном складе, который “Костоломы” использовали в качестве штаб–квартиры: “Поимей девственницу, парень, и она полюбит тебя на всю жизнь”.

“Бог мой! – подумал он. – Навсегда? И только с одной женщиной? У меня есть бизнес, и я должен о нем думать. Скоро я смогу покупать себе шелковые рубашки и туфли из крокодиловой кожи или куплю красивый черный порш. И смогу снять одну из пятикомнатных квартир, где живут кинозвезды. Я в самом деле смогу стать кем–то в этом городишке. Стать больше Цыгана Джона! Даже!

Но вот перед ним ложится другая дорога, прямо обратно в черное сердце трущоб. Через десять лет он будет работать в каком–нибудь гараже, приходить ровно в пять в квартиру, где будут ждать Мерида и двое–трое детишек, сопливые носы и все такое прочее. Руки у него почернеют от смазки, пузо вырастет от пива, которое он будет поглощать с друзьями по субботам. Мерида превратится в старую ворчливую клячу, дети все время будут путаться под ногами, Мерида станет нервной и совсем не похожей на ту красивую девушку, которой она была сейчас. Они будут спорить, почему бы ему не найти другую работу, где платят побольше, почему у него нет больше честолюбия – и жизнь станет костью в горле, задушив его до смерти. “Нет! – сказал он себе. – Я не хочу этого!” Он протянул руку, включил громкость приемника, чтобы не слышать больше собственных мыслей.

– Мерида,– сказал он. – Я хотел, чтобы ты убедилась окончательно… В смысле, знаешь ли ты точно, что это… мой ребенок.

Он лихорадочно искал какой–то опоры, чего–то, что можно было поместить между собой и необходимостью принимать решение. Но он знал правду, любовь, но не до такой же степени, чтобы изменить ради нее всю жизнь.

Она отвернулась от него и очень медленно выпрямилась, сев совершенно прямо, словно и не сутулилась всего секунду назад. Затем отодвинулась от него, сцепив ладони и положив их на колени.

“Так,– сказал себе Рико,– теперь она поняла, о, боже, дерьмовое это дело! Ты с ней обращаешься, как с неоновой девкой, которые выкрикивают свои цены с каждой стороны бульвара”.

И тут Мерида, заглушив всхлип, выпрыгнула из “шевроле” раньше, чем Рико успел сообразить, что происходит. Она бросилась бежать по бульвару в противоположном направлении. Водители сворачивали в сторону, выкрикивая грязные предложения.

– Мерида! – крикнул Рико. Он вывернул руль, выскочил на тротуар, выдернул ключи из гнезда. В следующий миг он уже бежал, стараясь отыскать ее среди сотен слепящих фар, бесстрастно уставившихся на него.