Они живут рядом со мной

До вечера я мастерил клетку, потом устроил там своих пленников и с грехом пополам уговорил упрямых птиц проглотить по паре земляных червей и по кусочку рыбы. Утром история повторилась — птенцы наотрез отказывались завтракать, сидели в углу клетки нахохленные и злые и недовольно посматривали на меня.

Перспектива выполнять роль нелюбимого кормильца меня не слишком устраивала, особой надежды добиться расположения этих дикарей не было, и я стал раздумывать, как бы вернуть птенцов родителям.

Но сорок-родителей пока нигде не было. До ветра, до беды, пришедшей вдруг в лес, сороки частенько посещали мой дом, неожиданно появлялись на изгороди, что-то внимательно высматривали на дворе или около крыльца и всякий раз, заметив человека, поспешно неслись к лесу.

Я не обижался на сорок за их летнюю несговорчивость и нелюдимость, хорошо зная, что во время гнездовья беспечные, шумные птицы становятся предельно осторожными и недоступными для близкого знакомства. И я ждал, как всегда, осени, когда отряды длиннохвостых птиц в ослепительно белых манишках добровольно пожалуют ко мне во двор и громким, требовательным криком объявят о своем желании договориться с человеком о дружбе и взаимопомощи на все трудное, голодное для птиц зимнее время. Но теперь, когда у меня в наскоро сколоченной клетке сидели и отказывались от пищи сердитые сорочата, я, опережая осень, очень хотел увидеть сорок, чтобы вернуть им птенцов, объявивших голодовку.

В тревогах и поисках родителей, почему-то забывших своих детей, прошел у меня целый день. Вечер тоже не принес ничего утешительного, а утром меня разбудил необычный шум…

Если собрать вместе все трескучие и пилящие звуки и добавить к ним скрип ржавых колес, то как-то еще можно представить, что творилось в утренний час у моего крыльца… Я пытался сосчитать птиц: …пять… девять… — сбивался, начинал снова пересчитывать прыгающих с места на место и истошно орущих сорок и все-таки оставил это занятие.

Сороки носились по крыше дома, перелетали с изгороди на поленницу и обратно, подскакивали к самому крыльцу, кидались на собаку, прыгали притворно перед ее носом, пытаясь отвести в сторону, и тут же обрушивали на бедное животное отважные пикирующие атаки. Другие птицы донимали меня. Боясь подлететь ко мне близко, они раскачивались на тонких ветвях черемухи и оттуда обзывали меня на своем сорочьем языке, наверное, самыми последними словами. А тем временем особо доверенная часть птиц молча суетилась около клетки с птенцами и совала между деревянными планочками корм. Кормильцев можно было учесть более точно, и я с удивлением обнаружил, что роль заботливых родителей выполняют сразу пять или шесть птиц…

Ветер сорвал с дерева только одно гнездо, беда пришла всего лишь к одному семейству сорок, но на эту беду откликнулись чуть ли не все сороки округи. И это произошло летом, когда сороки далеко разлетаются друг от друга.

Наверное, чувству стаи, чувству коллектива, что остро живет у сорок с осени до зимы и помогает пережить трудное время года, не положено угасать и на лето. И пусть каждая пара счастливых родителей владеет сейчас собственным хозяйством, пусть сороки сварливо переругиваются друг с другом, когда кто-то из них слишком близко подлетает к чужому «дому», но случилась беда, и вчерашние склочники и ворчуны собрались вместе и пришли па помощь к сородичам…

Я открыл клетку и выпустил птенцов. Сорочата тут же присоединили свои хриплые голоса к крику взрослых птиц и поспешно запрыгали по дорожке за теми сороками, которые только что выполняли роль кормильцев.

Птенцы и их заботливые опекуны уже скрылись в кустах. Осада моего дома постепенно снимается, но отважный арьергард сорок еще носится по двору, еще сдерживает воображаемый натиск врага яростными крикливыми контратаками, но постепенно тоже оттягивается и без потерь присоединяется к остальному войску, отступающему с победой.

Сороки мужественно победили, продемонстрировав перед лицом беды настоящую взаимопомощь. Они победили все вместе, сообща, и я так и не смог определить, кто же из птиц является настоящими родителями пленников-сорочат…

Наверное, я был бы прав, если бы часть победы, одержанной сороками, считал и своей личной заслугой — ведь как-никак, а победа была одержана лишь после того, как я открыл клетку и выпустил на волю сорочат. Сами сороки навряд ли смогли бы освободить моих пленников. Такое же право разделить радость успеха получал я и в том случае, когда выручал из беды дроздов-рябинников.