По солнечно-лунному календарю — ноябрь, по солнечному календарю — декабрь.
Утром шел ледяной дождь, но к полудню он превратился в снег с дождем, а к вечеру стал снегом, и только с наступлением ночи наконец-то стал падать хлопьями.
В комнате на татами стоит жаровня, в ней красные угли потрескивают, словно ломаются тоненькие иголочки. По сторонам жаровни сидят двое мужчин. Оба сидят, скрестив ноги. В том, что сидит, оставляя сад по левую руку, с первого взгляда можно узнать воина. Он одет в зимнее «носи», повседневное кимоно из плотной ткани и шаровары — сасинуки. В лице этого человека, которому можно дать лет тридцать пять или около того, есть некая миловидность.
Его высокородие Минамото-но Хиромаса-но Асон.
Напротив Хиромасы — не воин. Даже когда он сидит, по нему видно, как он высок. Глаза карие с синим отливом. Волосы — черные. Кожа — белая. У него такие алые губы, что можно подумать, будто просвечивает кровь, текущая внутри. Очень тонкий нос, и вообще, все лицо напоминает иностранца.
Оммёдзи. Абэ-но Сэймей.
Зима, а Сэймей беззаботно облачен всего лишь в тонкое каригину, так же, как и летом.
И пусть они сидят в комнате, но двери-то всегда распахнуты, и из-за этого холодно так же, как и на улице.
Двое пьют саке. Сбоку от жаровни стоит круглый поднос, а на нем валяются несколько опустевших кувшинчиков из под саке. Стоит как следует лишь один кувшинчик. На подносе, кроме того, есть тарелка грубого обжига, а на ней — сушеная рыба. Двое, подливая себе сами, разогревают сушеную рыбу над жаровней и едят ее.
Ветра нет, но двери стоят на распашку. Температура в комнате не отличается от наружной. Двое, лишь изредка обмениваясь словами, подносят к губам саке и смотрят на тихо падающий снег. Когда мягкий снег, снежинка за снежинкой, касается уже лежащего на земле снега, то кажется даже, что слышен тихий, едва слышный шорох.
В этом заснеженном, выглядящим сухим, саду был всего лишь один, все еще цветущий, фиолетовый цветок. Колокольчик. Этот единственный фиолетовый цветок пока еще был виден, все еще не засыпанный окончательно снегом. Но и его цвет, наверное, скоро скроет идущий снег.
— Какой тихий снег…
Это прошептал Хиромаса. Он не отрывал взгляд от заснеженного сада. Похоже было, что слова слетели с его губ просто так, случайно, ни к кому не обращаясь, и тем более не обращаясь к Сэймею.
— Какой легчайший снег… — Сказал Сэймей. И он тоже смотрел в сад.
— А там что виднеется? — Хиромаса спросил о том, на что последние несколько минут глядел не отрываясь, о чем-то фиолетового цвета, видневшемся в снегу. Сэймей, похоже, сразу же понял, что то за вещь, о которой спросил Хиромаса. — Не колокольчик ли?
— Да.
— А разве колокольчики все еще цветут до такой поры?
— Получается, что среди множества цветков есть и те, что цветут, — тихо сказал Сэймей.
— Хмм, — кивнул Хиромаса. — Вот оно как.
— Да, вот так.
— Хм.
— Хм.
Они хмыкнули, и снова настала тишина.
Снег тихо падал с неба.
Сэймей протянул руку к сушеной рыбе, и, взяв пальцами, подставил ее огню в жаровне. Рыбу принес Хиромаса. Он прошел в ворота усадьбы Сэймея уже вечером.
— Надо же, ты и правда пришел, Хиромаса… — так сказал вышедший ему на встречу Сэймей.
— Ты ведь позвал меня! — ответил Хиромаса.
— А, ну да, так и есть… — не меняя выражения лица только и ответил Сэймей.
Дело было утром. Хиромаса спал в своей комнате. И вдруг послышался голос:
— Эй, Хиромаса!
От этого голоса Хиромаса проснулся. Однако, открыв глаза, он не мог понять, что же его разбудило. До его слуха доносился мягкий звук дождя. «Наверное, дождь», — только и успел подумать Хиромаса, как вдруг, словно подсмотрев его мысли, голос сказал:
— Дождь.
Голос раздавался прямо у изголовья. Хиромаса посмотрел туда, а там сидела кошка и рассматривала Хиромасу. Черная кошка.
— А к вечеру будет снег! — сказала кошка человеческим голосом.
— Сэймей… — прошептал Хиромаса. Ведь голос, который издавала кошка, был похож на голос Абэ-но Сэймея.
— А хорошо бы сегодня, ближе к ночи, выпить по чашечке, глядя на снег… — сказала кошка. Зеленые, блестящие кошачьи глаза смотрели на Хиромасу. — Сакэ я приготовлю, а ты закуски принеси, что ли.
— Ага, — автоматически ответил кошке Хиромаса.
— Хорошо бы сушеной рыбы…
— Понял.
— И еще, кстати, есть одно дело, о котором я бы хотел тебя попросить…
— Что?
— Принеси меч. Хоть длинный, хоть короткий, любой меч «тати», но главное, чтобы это был меч, которым зарубили пятерых — шестерых.
— Что?!
— Есть у тебя? Такой меч?
— Да не то, чтобы нет…
— Тогда прошу. — Сказав так, кошка прыгнула за спину Хиромасе. Хиромаса поскорее обернулся туда, но черной кошки уже нигде не было. Кошка исчезла из запертой комнаты.