— Ты оказался в нужном месте, когда я в тебе нуждалась. И я оказалась там — надеюсь, что для тебя. Ты спас меня от чрезмерной дозы веронала или от похмельного синдрома. — Одра затушила сигарету, затянувшись лишь дважды. — Может быть, этого хотела та моя половина, которая вошла в серьезную драматическую роль… Нам хорошо вдвоем. Секс мне лично кажется очень существенным. Но и вне постели нам хорошо, а это еще более существенно. Я чувствую, что смогу сохраниться до старости. Я знаю, что ты пьешь слишком много пива и при этом совершенно игнорируешь зарядку. Я знаю, что иногда тебе снятся дурные сны…
Билл чуть не подпрыгнул от неожиданности, навострив уши.
— Я никогда не вижу снов.
Она улыбнулась.
— Оставь эту фразу для репортеров, когда тебя попросят поделиться творческими планами. Это неправда. Как и то, что ты мечешься по ночам от расстройства желудка. Я не верю в это, Билли.
— Я что — разговариваю во сне? — осторожно поинтересовался он. Сны не запоминались.
Одра кивнула.
— Время от времени. Ты стонешь, но я ничего не могу разобрать.
Билл слепо уставился в точку перед собой. Во рту появился неприятный привкус. Будто на всем протяжении от кончика языка до гортани просыпана раздавленная таблетка аспирина.
Нахлынули воспоминания. Будто раздувшийся черный мешок в сознании угрожающе навис, выплевывая дурные…
идущие из подсознания и, управляя его разумом, становящиеся грезами наяву; когда это случалось, он буквально сходил с ума. Билл тщился освободиться от них, и, наверно, ему удалось бы, но возник голос — будто кто-то, заживо похороненный, вещал из-под земли. Голос принадлежал Эдди Каспбраку:
— Что у тебя с руками? — спросила Одра.
Билл машинально оглядел руки. Они покрылись гусиной кожей — с крупными — как яйца насекомых — пупырышками. Оба застыли в молчании, будто рассматривали интересный музейный экспонат. Пупырышки медленно сходили.
— Я знаю еще кое-что, — нарушила молчание Одра. — Утром тебе позвонили из Штатов и сказали, что ты должен оставить меня.
Билл поднялся, пробежался взглядом по пустым бутылкам, вышел в кухню и вернулся со стаканом апельсинового сока.
— Ты верно сказала: у меня действительно был брат. Только он не умер, а был убит.
У Одры перехватило дыхание.
— О Билл, ты никогда не рассказывал мне…
— Не рассказывал? — внезапно захохотал он, — то ли лай, то ли вой.
— Как это случилось?
— Тогда в Дерри был сильный паводок. Правда, вода уже спадала, и Джордж заскучал. У меня-то была простуда, и я не вылезал из кровати. Он упросил меня сделать бумажный кораблик. Я научился их делать в лагере скаутов год назад. Джордж сказал, что запустит его вниз по Уитчем-стрит и по Джексон-стрит, потому что на этих улицах еще достаточно воды. Я сделал кораблик, он поблагодарил и выбежал. Больше я его живым не видел. Если бы не простуда, я, наверное, спас бы его.
Он помедлил, потер щеку, будто проверяя, не пора ли бриться. Глаза, увеличенные линзами, смотрели куда-то… мимо Одры.
— …Это случилось на Уитчем-стрит, недалеко от перекрестка с Джексон. Убийца оторвал ему левую руку, будто это была не рука, а крыло птицы. Медэксперт определил, что он умер от шока и потери крови. Наверное, неважно, от чего именно.
— Наверное, ты удивлена, что я не рассказывал тебе об этом. Если вправду, меня и самого это удивляет. Мы женаты одиннадцать лет, и до сегодняшнего дня ты не знала о Джорджи. Я-то знаю не только о твоей семье, но даже о двоюродных родственниках. Я в курсе того, что твой дед замерз в Айова-Сити, заснув пьяным в гараже. Я знаю такие мелочи, на которые женатые люди, как правило, обращают внимание, как бы ни была занята их голова. Даже когда им наскучивает слушать, это запечатлевается в их памяти — так, на всякий случай. Или ты полагаешь, что я неправ?
— Да нет, почему же, — вяло отреагировала Одра. — Наверное, ты прав, Билл.
— Мы ведь всегда делились друг с другом, разве нет? Я считаю, что мы с тобой не скучали вдвоем.
— Да, — согласилась она. — До сегодняшнего утра я думала так же.
— Дальше, Одра. Ты в курсе того, что со мной происходило в течение этих одиннадцати лет. Ты знаешь о каждой сделке, о каждой задумке, о каждом моем недомогании. Ты знаешь всех моих приятелей и каждого, кто причинял мне неприятности или пытался это сделать. Ты знаешь, что я спал с Сьюзен Браун. Ты знаешь, что, напиваясь в лом, я становлюсь сентиментальным и включаю радиолу на полную мощность.
— Особенно в День Благодарения[18], — вставила она, и он рассмеялся. Одра ответно улыбнулась.
— Ты знаешь о самом главном — о моих планах.