ОНО

Барренс для Билла не был тайной. Этой весной он много играл здесь, иногда с Ричи, чаще с Эдди, иногда сам с собой. Всю местность он, конечно же, знал, он без проблем мог найти дорогу назад, на Канзас-стрит от Кендускеага — и сейчас нашел ее. Он вышел к деревянному мосту, где Канзас-стрит пересекала один из небольших безымянных протоков, который вытекал из дренажной системы Дерри и впадал в Кендускеаг ниже. Сильвер был спрятан под этим мостом, его руль привязан к одному из устоев моста мотком веревки, чтобы колеса не касались води.

Билл отвязал веревку, засунул ее в рубашку и с усилием вытащил Сильвера на мостовую, тяжело дыша и обливаясь потом, пару раз теряя равновесие и приземляясь на зад.

Но наконец он выбрался. Занес ногу над высокой вилкой.

И как всегда; когда он был на Сильвере, он стал кем-то еще.

5

— Пошел, Сильвер, ДАВАЙ!

Эти слова вышли откуда-то из глубины и звучали иначе, чем его нормальный голос, — это был голос человека, которым он становился. Сильвер медленно набирал скорость, Билл стоял на педалях, его руки сжимали руль запястьями вверх. Он выглядел, как человек, пытающийся поднять невероятно тяжелую штангу. На шее выступили жилы. В висках пульсировали вены. Рот был напряженно приоткрыт, когда он преодолевал так знакомые ему вес и инерцию, силой разума заставляя Сильвера двигаться.

Как всегда, усилия оправдали себя. Сильвер покатился быстрее. Дома убегали назад по прямой, а не выпячивались, как раньше. Слева от него, где Канзас-стрит пересекала Джексон, освобожденная Кендускеаг становилась Каналом. После перекрестка Канзас-стрит быстро устремилась вниз к Центральной и Мейн-стрит, деловому району Дерри.

Улицы здесь пересекались часто, но на всех, к счастью для Билла, были надписи «Стоп»; мысль же о том, что водитель в один прекрасный день может удариться об одну из этих надписей, быть раздавленным и стать кровоточащей тенью на этой улице, никогда не приходила Биллу в голову. Впрочем, маловероятно, чтобы он изменил свой маршрут, если бы она и пришла. Не исключено, что это бы случилось рано или поздно в его жизни, но эта весна и раннее лето были для него очень уж странным и мрачным временем. Бен бы удивился, если бы кто-нибудь спросил его, одинок ли он; Билл точно так же был бы поражен, если бы кто-нибудь спросил его, не ищет ли он смерти. «Кконечно, ннет!» — немедленно (и негодующе) ответил бы он, но это не изменило бы того факта, что его поездки на Канзас-стрит стали с приходом весны все более и более походить на психические атаки.

Эта часть Канзас-стрит называлась Ап-Майл-Хилл. Билл взял подъем на полной скорости, склонился над рулем Сильвера, чтобы уменьшить сопротивление ветра, одна рука его лежала на треснувшем резиновом пузыре рожка, чтобы предупредить зеваку, рыжие волосы развевались на ветру мягкой волной. Жилые дома справа уступили место деловым зданиям (в основном склады и фабрики-мясоукладчики), которые проносились мимо в жутком, но радующем рывке. В уголке глаз слева мелькал Канал.

— ПОШЕЛ, СИЛЬВЕР, ДАВАЙ! — кричал он, как победитель.

Сильвер пролетел над первым бордюром, и его ноги — как почти всегда в этом месте — потеряли контакт с педалями. Он был свободен, полностью во власти Бога, которому определена работа защищать маленьких мальчиков. Он углубился в улицу, делая миль на пятнадцать в час больше разрешенной скорости в двадцать пять.

Сейчас все было позади него: его заикание, пустые, подернутые болью глаза его отца, когда он бесцельно ходил по своей мастерской в гараже, ужасное зрелище пыли на крышке закрытого пианино наверху, потому что мама больше не играла. Последний раз она играла на похоронах Джорджа — три методистских гимна. Джордж, вышедший в дождь в своем желтом дождевике, с корабликом на парафине; мистер Гарднер, поднимающийся по улице через двадцать минут с телом, завернутым в запачканное кровью одеяло; исполненный муки крик матери. Все позади него. Он был Одинокий Скиталец, он был Джон Вейн, он был Бо Дидли, он был всем, кем угодно, только не тем, кто кричал и боялся и требовал мммаму.

Сильвер летел, и с ним летел Заика Билл Денбро; их тень, похожая на портал крана, летела позади них. Они вместе гнали с Майл-Хилл. Ноги Билла нашли педали, и он начал работать ими, чтобы ехать быстрее, быстрее, чтобы достичь какой-то гипотетической скорости — не звука, а памяти — и разбить болевой барьер.

Он продолжал гнать, склонившись над рулем; он гнал, чтобы выиграть у дьявола.

Быстро приближалась трехосевое пересечение — Канзас. Центральный и Мейн. Это был кошмар одностороннего движения, и противоречивые надписи и стоп-сигналы, которые должны были выдерживаться по времени, но в действительности не выдерживались. Результатом, итогом, как заявила редакционная статья «Дерри Ньюз» за год до этого, была транспортная развязка, зачатая в аду.

Как всегда, глаза Билла улавливали все справа и слева, быстро оценивая транспортный поток, выискивая разрыв в нем. Если бы он ошибся в оценке — можно сказать, заикнулся, — он был бы серьезно ранен или убит.