ОНО

— Бим-бом, я видел всю шайку, танцующую на коврике у меня в гостиной, — сказал он и улыбнулся. В кружке оставалось совсем немного виски.

— Достаточно, — сказал Рикки Ли и потянулся к кружке.

Хэнском осторожно отодвинул ее. — Нанесен ущерб, Рикки Ли, — сказал он. — Нанесен ущерб, старина.

— Мистер Хэнском, пожалуйста…

— У меня есть кое-что для твоих ребятишек, Рикки Ли. Черт подери, чуть не забыл!

На нем была выцветшая рубашка, и он вытаскивал что-то из кармана. Рикки Ли слышал приглушенное позвякивание.

— Мой отец умер, когда мне было четыре года, — сказал Хэнском. Голос у него был чистый. Он оставил нам кучу долгов. Я хочу, чтобы у твоих ребятишек было вот это, Рикки Ли. Он положил три серебряных доллара на стойку, и они замерцали под мягким светом. Рикки Ли сдержал дыхание.

— Мистер Хэнском, это очень любезно, но я не мог бы…

— Их было четыре, но один я дал Заике Биллу и другим. Билл Денбро, вот его настоящее имя. Заика Билл — это мы его так звали, так же как говаривали тогда: «Даю голову на отсечение». Он был одним из самых лучших друзей, которые у меня когда-либо были, — у меня их было немного, даже такой толстый парень, как я, имел немного друзей. Заика Билл сейчас писатель.

Рикки Ли едва слышал его. Он зачарованно смотрел на серебряные монеты. 1921, 1923 и 1924. Бог знает, какая была им теперь цена.

— Я не могу, — сказал он снова.

— Но я настаиваю, — мистер Хэнском взял кружку и осушил ее. Он смотрел прямо в глаза Рикки Ли. Его глаза были бесцветные, воспаленные, но Рикки Ли поклялся бы на Библии, что это были глаза трезвого человека.

— Вы меня немного пугаете, мистер Хэнском, — сказал Рикки Ли. Два года назад один малый из местных, Грешам Арнольд, пришел в «Красное колесо» с рулоном четверть долларовых купюр в руке и двадцатидолларовой бумажкой, засунутой в края шляпы. Он вручил рулон Анни с указанием класть по четыре двадцатипятицентовика в автопроигрыватель. Двадцать долларов он оставил на стойке бара и велел подавать выпивку бесплатно — ввести такую систему. Этот малый, этот Грешам Арнольд, когда-то давно был звездой баскетбола в Хемингфорд Рэмз и вывел свою команду на командное первенство (первое, и вполне вероятно, последнее) среди школ. Это было в 1961 году. Перед молодым человеком, казалось, простирались неограниченные возможности. Но из университета его исключили в первом же семестре по неуспеваемости — жертва спиртного, наркотиков, ночных кутежей. Он приехал домой, разбил машину, которую его предки подарили ему к окончанию школы, и стал коммивояжером у своего отца, который занимался дилерством. Прошло пять лет. Отец не смог зажечь его этой работой, поэтому он в конце концов продал свое дилерство и уехал в Аризону — его угнетала и состарила раньше времени необъяснимая и явно необратимая деградация сына. Пока дилерство еще принадлежало отцу, и Арнольд по крайней мере делал вид, что работает, он предпринял попытки воздержаться от пьянства. Потом оно его полностью захватило. Он мог нагрузиться, но всегда был как огурчик после ночи, проведенной в кабаке, угощая всех, и все его любезно благодарили, и Анни продолжала ставить «Мо Бенди Сонгз», потому что он любил «Мо Бенди Сонгз». Он сидел в баре, у стойки — на том же самом месте, где сейчас сидел мистер Хэнском, подумал Рикки Ли со все возрастающим беспокойством — выпил три-четыре «Бурбона», подпевая под автопроигрыватель, и, не вызвав никакого беспокойства, пошел домой, когда Рикки Ли закрыл «Колесо», повесился на ремне в клозете. Глаза Грешама Арнольда в тот вечер напоминали глаза Бена Хэнскома.

— Я вас пугаю, да? — спросил Хэнском, не отводя глаз от Рикки Ли. — Он отодвинул кружку и сложил руки перед тремя серебряными монетами. — Вполне возможно. Но вы не так напуганы, как я.

— Что случилось? — спросил Рикки Ли. — Может быть… — Он облизнул губы. — Может, я могу вам помочь.

— Что случилось? — засмеялся Бен Хэнском. — Ну, не слишком многое. Сегодня ночью мне позвонил старый друг, Майкл Хэнлон.

Я совсем о нем забыл, Рикки Ли, но не это напугало меня. В конце концов, я был ребенком, когда знал его, а дети забывчивы, правда?

Конечно, забывчивы. Даю голову на отсечение. Но, что меня напугало, так это сознание того, что забыл я не только о Майке, но и обо всем том, что было в мои детские годы.

Рикки Ли посмотрел на него. Он абсолютно не понимал о чем говорил мистер Хэнском, но человек был определенно напуган. Это как-то не вязалось с Беном Хэнскомом, но это было так.

— Я имею в виду, что забыл ВСЕ об этом, — сказал он легонько постучав по стойке бара костяшками пальцев. — Приходилось ли; вам слышать, Рикки Ли, о столь полной амнезии, когда вы даже не знаете, что у вас амнезия?

Рикки Ли покачал головой.

— Я тоже не слышал. Но сегодня вечером я был в своем «Кэдди», и вдруг это меня ударило. Я вспомнил Майкла Хэнлона, но только потому, что он позвонил мне по телефону. Я вспомнил Дерри, но только потому, что он звонил оттуда.

— Дерри?