ОНО

— Здесь я, Большой Билл! Ричи пришел, чтобы вызволить тебя! Пришел спасти твою старую задницу! Помнишь, как тогда, на Нейболт-стрит? — ОТПУСТИиии!

Боль была на этот раз очень сильная, и Ричи с удивлением понял, как он прочно схватил Его, а Оно-то верило, что только Билл может сделать это. Ну, ладно, хорошо. Ричи не думал о том, чтобы убивать Его тотчас же, он не до конца был уверен, что Его можно убить. Но Билл может быть убит. И Ричи почувствовал, что Биллу осталось очень недолго. Билл приближался, и в этом было что-то опасное, о чем лучше не думать.

Ричи, нет! Возвращайся! Это конец всего, как раз здесь! Мертвые огоньки!

звучит так, как будто ты собираешься повернуть несущуюся лошадь в полночь, сеньор… а где ты есть, золотко мое? Улыбнись, чтобы я увидел тебя!

И неожиданно Билл появился, скатываясь

(направо или налево? Здесь не было направления)

по одну сторону или по другую. А за ним Ричи, быстро приближаясь, увидел (почувствовал) что-то такое, что наконец остановило его смех. Это был барьер, нечто странное, бесформенное, то, что его мозг не мог постичь. Вместо этого его мозг перевел, как только мог, перевел Его в форму Паука, позволяя Ричи думать об этом, как о какой-то колоссальной серой стене, сделанной из невообразимо древних столбов. Эти столбы бесконечно тянулись и вверх, и вниз, как прутья в клетке. А между ними сиял слепящий свет. Он мерцал и двигался, улыбался и скалился. Свет был живым.

(мертвые огоньки)

Больше, чем живой, он был полон силы — магнетизм, гравитация, возможно, и что-то другое. Ричи почувствовал, что его поднимают и опускают, вращают и толкают. Он чувствовал, как свет жадно движется по его лицу… и свет этот думает.

Это Оно, это Оно, суть Его.

— Отпусти меня, отпусти, ты обещал отпустить меня.

Я знаю, но иногда, золотко, я лгу, моя мама била меня за это, но мой папа, папа только воспитывал.

Он ощущал, что Билл бьется у входа в щель в стене, ощущал дьявольские пальцы света, касающиеся его, и в последней отчаянной попытке он рванулся и добрался до своего друга.

Билл! Твою руку, дай руку! ТВОЮ РУКУ! ЧЕРТ ПОБЕРИ! ТВОЮ РУКУ!

Билл выбросил свою руку, пальцы сжимались и разжимались, этот живой огонь блестел и сверкал на свадебном кольце Одры, в рунах, в мавританских узорах — круги, кресты, звезды, свастики, соединенные окружности, которые вырастали в цепи. Лицо Билла было залито тем же светом, который как бы покрывал его татуировкой. Ричи вытянулся как только мог, слыша крики и стоны Его.

(Я потерял его, о Боже! Я потерял его, сейчас его выбросит)

Но тут пальцы Билла сомкнулись на пальцах Ричи, и Ричи крепко схватил их и сжал. Одна нога Билла попала в щель в замерзшей деревянной стене, и в один сумасшедший момент Ричи понял, что видит все кости, вены и капилляры внутри, как будто Билла просвечивало рентгеном. Ричи почувствовал, что мускулы на его руке натянулись, как резиновые, а сухожилия на предплечье начинают трещать от огромного давления на них.

Он собрал все силы и закричал:

— Тяни нас назад! Тяни нас назад или я убью тебя! Я… Я заговорю тебя до смерти!

Паук снова завизжал, и Ричи неожиданно почувствовал, как какой-то огромный обвивающий ремень скрутил его тело. Руки его побелели от напряжения. Хватка, держащая руки Билла, стала ослабевать.

— Держись, Большой Билл!

— Я держусь за тебя, Ричи, держусь!

Тебе лучше, — подумал Ричи, — потому, что можно пройти десять миллиардов миль и не найти этого паршивого платного туалета!

Они со свистом мчались назад, эти безумные огоньки померкли, сделались роем бриллиантовых булавочных головок и наконец погасли. Они неслись сквозь темноту, как торпеды. Ричи ухватился зубами за язык Его, онемевшей рукой держась за запястье Билла. А вот и Черепаха, они пролетели над ней, не успев моргнуть.