Бен наклонился за своей ногой, ощущая ее, как ходулю, и снова наступил на паука. Он чувствовал, как тело паука хрустнуло и расползлось под каблуком. Он как следует надавил и на этот раз не мог убрать ногу. Его вырвало, он потряс ногой, вытирая ее о камень, прислушиваясь к слабеющим звукам в своей голове.
Он подошел к следующему яйцу и сделал то же самое в гаснущем свете. Все повторилось: хрустнувший треск, пронзительное зловоние жидкости, звуки умирания. Следующее. Следующее. Он медленно приближался к черной арке, в которой исчезли его друзья. Была полная темнота, Беверли и разлагающаяся паутина остались где-то позади. Он снова слышал шепот умирания. Яйца оставались мертвенно-бледными камнями в темноте. Как только он подходил к одному из них, он зажигал спичку и держал, пока она не гасла. В каждом случае он успевал проследить за всем процессом и раздавить яйцо прежде, чем гасла спичка. Он не знал, что будет делать, когда спички кончатся, а яйца не все будут раздавлены.
Оно/1985
Беверли
Прежде чем последние огоньки исчезли и полная темнота опустилась, она увидела жену Билла, которая пролетела еще футов двадцать и затем повисла снова. Она начала вращаться, длинные рыжие волосы веером неслись за ней.
И она была одна в темноте, только звуки падающей паутины и неподвижное тело Эдди. Она не хотела опускать его, не хотела, чтобы его лицо оказалось на полу в таком месте. Поэтому она держала его голову на согнутой руке, которая уже почти онемела. Убрала волосы с его лба. Думала о птицах… это было что-то, как она предполагала, что осталось у нее от Стэна. Бедный Стэн, он не увидит этого.
Она старалась оживить воспоминания, о которых было приятно думать в темноте, куда не проникали звуки. Тогда она не чувствовала бы себя такой одинокой. Сначала в голове преобладали образы птиц — вороны, сороки, скворцы, весенние птицы, которые прилетают откуда-то, когда улицы полны тающего снега, бегут ручьи и только отдельные грязные кучи снега лежат в тени.