Оно

– Сделать? Что... – она не имела представления, что он имел в виду.

– Снимай штаны.

Ее недоумение возросло. То, что он говорил, казалось, не вязалось одно с другим.

– Что? Почему!?

Его рука поднялась – она отклонилась назад.

– Сними их, Бевви. Я хочу посмотреть, невинна ли ты. Теперь был новый образ, безумнее, чем предыдущие: она видела, как она стягивает джинсы, и одна нога высвобождается из них. Отец с ремнем гонял ее по комнате, когда она пыталась прыгать от него на одной ноге, и кричал: Я знал, что ты невинна! Я знал это!

– Папа, я не знаю, что...

Его рука опустилась, теперь не ударяя, а сжимая, стискивая. Она со страшной силой сдавила ее плечо. Бев закричала. Он ее дернул, и в первый раз посмотрел прямо в ее глаза. Она снова закричала – от того, что она увидела там. Там не было.., ничего. Ее отца не было. И Беверли вдруг поняла, что она одна в квартире с Ним, одна с Ним в это сонное августовское утро. Здесь не было того густого, насыщенного ощущения силы и неприкрытого зла, которое она чувствовала в доме на Нейболт-стрит полторы недели тому назад, – Оно было как будто растворено основательным человекообразном отца, – но Оно было здесь, действуя через него.

Он швырнул ее в сторону. Она ударилась о кофейный столик, споткнулась и с криком растянулась на полу. Вот как это происходит, -подумала она. – Я расскажу Биллу, он поймет. Оно в Дерри везде. Оно просто... Оно просто заполняет все пустоты, вот и все.

Она перевернулась. К ней подходил отец.

– Я знаю, что ты была там, – сказал он. – Мне сказали. Я не поверил этому. Я не верил, что моя Бевви болтается с шайкой парней. Затем, этим утром я увидел тебя сам. Моя Бевви в компании парней. Еще нет двенадцати – и болтаться с компанией парней! – Эта последняя мысль, по-видимому, повергла его в новый приступ ярости, она прошла током по его костлявому телу. Нет даже двенадцати! -крикнул он и ударил ее в бедро, что заставило ее закричать. Его челюсти сжались от этого факта или идеи, или чем это могло еще быть для него, как челюсти собаки, голодной собаки, увидевшей кусок мяса. Нет даже двенадцати! Нет даже двенадцати! Нет даже ДВЕНАДЦАТИ!

Он ударил ее. Беверли отползла. Так она добралась до кухонного пространства в квартире. Его ботинок задел ящик под плитой, заставив звякнуть горшки и кастрюли внутри.

– Не убегай от меня, Бевви, – сказал он. – Ты этого не сделаешь, иначе тебе будет хуже. Поверь мне. Поверь своему отцу. Это серьезно. Болтаться с парнями, позволять им Бог знает что делать с тобой – нет даже двенадцати -это серьезно, видит Бог. Он схватил ее за плечи и поставил на ноги.

– Ты хорошенькая девочка, – сказал он. – Многие рады позабавиться с хорошенькой девочкой. Многие девочки хотят, чтобы с ними позабавились. Ты была их потаскушкой, у этих мальчишек, Бевви?

Наконец, она поняла, что Оно вбило ему в голову.., хотя часть ее понимала, что эта мысль могла быть там почти все время; Оно просто использовало инструменты, которые были в распоряжении, чтобы привести ее в действие.

– Нет, папа. Нет, папа...

– Я видел, как ты куришь! -взревел он. На этот раз он ударил ее ладонью руки, достаточно сильно, чтобы она отошла какими-то пьяными шагами к кухонному столу, где и растянулась, почувствовав мучительную боль в пояснице. Солонка и перечница упали на пол. Перечница разбилась. Черные цветы появились и исчезли у нее перед глазами. Послышались какие-то звуки в глубине. Она увидела его лицо. Что-то в его лице. Он смотрел на ее грудь. Она вдруг осознала, что ее блузка не заправлена и что на ней нет бюстгальтера. Она снова перенеслась мыслью к дому на Нейболт-стрит, когда Билл дал ей свою рубашку. Она чувствовала, что ее груди просвечивали через тонкую хлопчатобумажную материю, но случайные, быстрые взгляды не беспокоили ее, они казались совершенно естественными.

И взгляд Билла казался более чем естественным – он казался глубоким и обещающим поддержку в случае опасности.

Теперь она чувствовала вину, смешанную с ужасом. Разве ее отец был так не прав? Разве у нее не было (ты была их потаскушкой) мыслей? Дурных мыслей? Мыслей о том, о чем он сейчас говорил?

Это не одно и то же! Никто не смотрел так, как (ты была потаскушкой) он смотрит на меня сейчас! Не одно и то же!

Она заправила блузку.

– Бевви?

– Папа, мы просто играем. Это все. Мы играем.., мы.., не делаем ничего.., ничего плохого. Мы...

– Я видел, как ты куришь, – сказал он, подходя к ней. Его глаза пронзили ее грудь и узкие прямые бедра. Вдруг он заговорил нараспев, высоким голосом мальчишки-школьника, который напугал ее даже больше: