Оно

Затем дверца для пассажира распахнулась, сверху пролился свет, и к нему повернулся водитель. Это был Белч Хаггинс. Лицо его выглядело повисшей в воздухе маской. Одного глаза не было, и прогнившая дыра на пергаментной щеке обнажила почерневшие зубы. На голове Белча была напялена бейсбольная шапочка нью-йоркских «Янкиз», которая была на нем в тот день, когда он погиб. Она была надета задом наперед. Серо-зеленая масса стекала по козырьку.

– Белч! – закричал Генри, и боль вырвалась из его живота, заставив его опять кричать без слов.

Мертвые губы Белча растянулись в усмешке, трескаясь беловато-серыми бескровными складками. Он скрючил одну руку в направлении открытой двери пригласительным жестом.

Генри поколебался, затем обошел вокруг машины, одной рукой потрогав эмблему в форме буквы V, как он всегда трогал ее, когда отец брал его с собой в демонстрационный зал в Бангоре, чтобы посмотреть на такую вот машину, когда он был ребенком. Когда он добрался до стороны пассажира, серая волна окутала его, и он вынужден был схватиться за открытую дверцу, чтобы удержаться на ногах. Он стоял так, с опущенной головой, тяжело сопя при вдохе.

Наконец мир пришел в норму – по крайней мере, частично – и он смог, повозившись у двери, упасть на сидение. Боль снова схватила его кишки, и свежая кровь выступила на руке. Она походила на теплое желе. Он откинул голову назад и сжал зубы, связки на шее напряглись. Наконец боль стала понемногу отступать.

Дверь захлопнулась сама по себе. Верхний свет погас. Генри увидел одну из сгнивших рук Белча рядом на рычаге передачи. Собранные в пучки белые узлы костяшек пальцев Белча замерцали через гниющую плоть его пальцев.

«фьюри» начала двигаться по Канзас-стрит в сторону Ап-Майл-Хилл.

– Как дела, Белч? – услышал Генри самого себя. Это было глупо, конечно – Белч не мог быть здесь, мертвецы не водят машин, но это было все, о чем он мог подумать.

Белч не ответил. Его глубоко ввалившийся глаз уставился на дорогу. Зубы ослепительно сверкнули на Генри через дыру в щеке. Генри смутно сознавал, что от старины Белча пахнет крепко. На самом деле от старины Белча пахло, как от корзины сгнивших помидоров, пролежавших пару лет в погребе.

Бардачок распахнулся, ударив Генри по коленкам, и в свете маленькой лампочки внутри он увидел бутылку «Техасского драйвера», наполовину наполненную. Он взял ее, открыл и сделал хороший глоток. Жидкость приятной прохладой скользнула по пищеводу и обожгла желудок, как раскаленная лава. Его всего встряхнуло.., и затем он почувствовал себя немного лучше, немного более связанным с миром.

– Спасибо, – сказал он.

Голова Белча повернулась к нему. Генри мог расслышать скрип сухожилий на шее Белча, звук был похож на скрип ржавых дверных петель. Минуту Белч рассматривал его мертвым одноглазым взглядом, и Генри впервые понял, что у Белча нет большей части носа. Собака, может быть. Или крысы. Крысы казались более вероятными. Ходы, по которым они шли за детьми в тот день, были полны крыс.

В таком же замедленном движении голова Белча снова повернулась в сторону дороги. Генри был рад. Да, Белч глядел на него вот так, но что это? Генри не мог понять. Что-то было в единственном запавшем глазу Белча. Упрек? Гнев? Что?

За рулем машины мертвец.

Генри посмотрел на свою руку и увидел, что она покрылась гусиной кожей. Он быстро сделал еще один глоток из бутылки. Он пошел легче и разлил свое тепло еще дальше.

«Плимут» катился вниз с Ап-Майл-Хилла и шел по кругу против часовой стрелки.., правда никакого движения в это время ночи не было, все светофоры мигали на пустых улицах желтым светом, постоянно освещая ближние дома желтыми бликами. Было так тихо, что Генри мог слышать: внутри каждой лампочки светофора щелкает реле.., или это было его воображение?

– ..не хотел бросить тебя в тот день, Белч, – сказал Генри. – Я имею в виду, если у тебя это на уме.

Снова этот скрип сухожилий. Белч снова смотрит на него одним ввалившимся глазом. И его губы растягиваются в ужасную усмешку, обнажающую серо-черные десны, которые стали сплошными морщинами.

Что это за усмешка? Приятельская усмешка? Или это усмешка, которая говорит: Я должен забрать тебя. Генри, я должен забрать тебя за то, что ты предал меня и Вика? Что это за усмешка?

– Ты должен понять, как это было, – сказал Генри и затем остановился. Как это было? В его уме все смешалось, куски перемещались, куски головоломки, которая лежала на одном из чертовых карточных столов в комнате отдыха в «Джанипер-Хилл». Как это былоконкретно? Они шли за толстяком и сучкой назад к Канзас-стрит и ждали в кустах, следя, как они карабкаются вверх по насыпи. Если бы они исчезли из виду, он, Виктор и Белч прекратили бы эту игру-облаву и просто пошли бы за ними: лучше двое, чем никого, а остальных бы взяли со временем.