Оно-но-Комати

…..На следующий день перед самой поездкой мне вновь удалось выскользнуть из дома тётушки, пока она была занята обрядами.

Я нашла ту заветную калитку, вошла в сад с сакурами, однако в тот день сад был абсолютно пуст; поднялся сильный ветер, оборвав прекрасные нежные цветы.      Главная сакура возле беседки казалась опавшей и больной, лишённая человеческой любви и тепла. Я прижалась к сакуре, чтобы поделиться с ней своим теплом, однако на миг мне показалось, что душа дерева умерла.

Я зарыдала, потому что почувствовала такую большую печаль, что была не в состоянии справиться с нею. Я наклонилась и закопала под сакурой фигурку рыбы, подаренную мне заклинателем змей Шуджи. Это было моим прощанием с садом сакур. О, если б я знала тогда, что сюда мне ещё предстояло вернуться.

– Прощай, – прошептала я.

Я взглянула на скамью, на которой сидел день назад молодой красивый самурай. Скамья была пуста, покрытая цветами сакуры.

– Прощай, – «услышала» я душу сакуры.

Тот день я провела в молчании, и это было не похоже на меня, потому что обычно я проявляю живой интерес ко всему, что меня окружает. Но даже такая перемена во мне не вызвала удивление тётушки Акиры, она была поглощена своими собственными мыслями.

За ужином все, также, молчали, монах Акайо смотрел на меня и думал о чём-то своём. На прощанье перед тем, как я села в повозку тётушки, Акайо сжал мою левую ладонь и произнёс те слова, о которых я затем буду долго вспоминать даже по прошествии многих лет:

– Что бы ни случилось, что бы ни произошло в твоей жизни, через какие бы перипетии тебе ни пришлось пройти, не оглядывайся назад. Просто прими всё и иди дальше.

– Вы даёте мне напутствие, г-н?

Акайо кивнул:

– Я хочу, чтобы ты была счастлива, Оно-но.

– Счастлива? А что такое «счастье», г-н Акайо? – спросила я.

С буддистскими монахами я всегда вела себя с большим почтением, осторожностью, не позволяя себе лишних слов. Буддизм – новая недавно зародившаяся религия, которая пришла в Японию из Китая. Эти люди брились наголо, носили одежды цвета шафрана и такого же цвета «хакаму» (широкие штаны).

Они исповедовали буддизм, много молились и перебирали свои деревянные чётки. Что касается монахов культа «синто», на них всегда было белое одеяние и они всегда пугали особенно маленьких детей гневом демонов, если они перестанут слушаться своих родителей.

Тётушка Акира исповедовала буддизм, только лишь потому что это была модная религия при императорском дворе, её уважал наш молодой император Ниммё, но я сомневаюсь, что она была бы буддистской, если бы не последний фактор.

– Ты хочешь знать, что такое счастье, дитя? – Акайо улыбнулся, – я уверен, ты уже много раз испытала это состояние. Никто кроме тебя самой не определит твоё счастье, ведь у каждого человека оно своё. Когда мы чувствуем безмятежность и покой – вот здесь.

И Акайо показал на своё сердце.

– И умиротворение, – подтвердила я его слова, – и тебе снова хочется повторить это состояние.

– Я вижу, дитя, ты испытала всё, о чём я говорю тебе.

Я заметила, тётушка дала мне знак садиться в повозку, потому что время не ждало. В слезах на прощанье я протянула Акайо листок с написанными на нём недавно стихами. Я сочинила их рядом с опавшей сакурой.

Взяв лист, монах прочёл:

«Он опять не пришёл,

и ночью тоскливой, безлунной,

Я не в силах заснуть,

А в груди

На костре желаний

Вновь горит

– не сгорает

Сердце….»

Перед тем, как я села в повозку рядом с тётушкой, мы обнялись; Акайо утёр мои слёзы и прошептал:

– Ты подарила мне печаль своего сердца, и я безмерно рад этому, потому что ты позволила себе поделиться со мной частицей себя. Это – редкий дар, потому что чаще всего люди ходят закрытыми друг от друга. Когда будешь вновь в Киото, приходи в храм Будды, там ты найдёшь меня.

– Но…я никогда больше не приеду в Киото, – возразила я.

– Не зарекайся. Человек никогда не знает, куда приведёт его истина.

– Что такое «Истина»?

– Это то, что мы носим здесь же, рядом со своим сердцем.

Я увидела, что тётушка Акира выказывала явные признаки нетерпения. Беспощадное Солнце палило, и жара обещала стать ещё сильнее. В моих краях климат более умеренный, чем здесь – сказывалось влияние Океана.

– Оно-но, нам пора уезжать! – строго сказала тётушка.

Затем она улыбнулась и взглянула на монаха.

– Простите нас, г-н Акайо, нам нужно спешить. Спасибо Вам за лекарство, я уверена, моя младшая сестра Мий-око, скоро поправится.

Повозка тронулась, а я долго смотрела назад туда, где быстро уменьшалась фигурка монаха в мантии цвета шафрана.

Мне стало так грустно, и я прошептала те слова, которые прочла на дне своего сердца:

«Пытаясь сэкономить время,

мы так стремительно опережаем его,

Что приходится тратить его впустую,

Ожидая, когда нас

Нагонит жизнь….»

– Что ты там бормочешь себе под нос? – спросила меня тётушка.

Я утёрла слёзы и ответила:

– Ничего. Я просто пожелала г-ну Акайо счастья.

– Воистину, странный ребёнок, – прошептала тётушка.