Оно-но-Комати

Наш разговор был прерван тем, что в храм вошла вторая монахиня так напомнившая мне Сузико, но это была не Сузико.

Они начали читать молитвы-обращения к богам. Я слушала в полуха, почему-то мне вспомнился монах Акайо, я так хотела снова увидеть его, пообщаться с ним. Что нового он мог мне сказать на этот раз? Я видела, с каким воодушевлением пела и танцевала Кимико вместе с незнакомой монахиней, так похожей на Сузико.

В храм внесли покойную Эйку и положили её на специальный обрядовый постамент. Бледое лицо бывшей гейши было торжественным, будто, она не умерла, а просто уснула, и вот-вот проснётся, когда придёт положенный час.

Так бывает, ты не веришь в уход твоих близких, которые ещё совсем недавно общались с тобой, улыбались тебе, делились своими радостями и печалями с тобой. И теперь ты стоишь перед бездыханными останками той, которая совсем недавно называла себя своей подругою. Разве не жесток мир и боги после этого? Разве не стоит разочаровыватсья в этом мире и уйти в себя? Я не слушала пение монахинь, хотя лица присутствовавших следили за каждым их движением.

Они верили что действительно общались с богами. Верила и я, глядя на мёртвое тело Эйки.

Эйка умерла в страданиях, и я ничем не могла облегчить её боль. Я вытащила подаренный мне некогда монахом Акайо портрет великой Сапфо и всмотрелксь в её печальнфые глаза. Много раз я смотрела в эти глаза. Портрет Сапфо провёл со мной часть моей жизни, превратившись в наблюдателя всех моих радостей и разочарований, словно, сама Сапфо незримо присутствовала здесь со мной в этом храме.

Ей были чужды наши боги, но она верила в Афродиту, Афину, Зевса, живших на недосягаемом Олимпе. У каждого, наверное, есть своя гора. Безмолвная Фудзияма привратилась для меня в учителя. Ах, как это было давно! Почти в другой жизни. Фудзияма стоит на том самом же месте, куда её поставили боги, а я….я уже не та, душа моя претерпела изменения, как и тело.

Нет, больше любви, нет больше поклонников. Да и нужны ли они?

У того, у кого жизнь постепенно близится к своему логичному завершению, совсем другие приоритеты.

….Киото изменился, приобрёл налёт ещё большего высокомерия. Я попросила Кимико остановить повозку, чтобы взглянуть на новый город, в котором я когда-то жила; у меня в те времена были свои надежды, мечты. А теперь……всё рухнуло, всё давно рухнуло. Так бывает, когда извергается спящий вулкан, все человеческие домишки проваливаются в эту тёмную непреодолимую Бездну.

Век Оно-но Комати прошёл, и теперь она стояла безвестная забытая всеми и созерцала тот город, в котором когда-то была счастлива.

Было ли это? Или это был всего лишь мой сон длительностью в целую жизнь? Улочки стали оживлённее, по ним шли люди, совсем не задумавшиеся, куда они двигались к своей судьбе или к смерти; исчезла та духовность, которую я замечала раньше, ведь, у города есть свой характер, лицо, энергетика.

Я смотрела и не узнавала Киото.

На окраине города высилась гробница императора Ниммё, рядом с ней располагалась аккуратная гробница императрицы Татибаны, которая как бы сжалась с боков, будто, уступала место своему величественному сыну.

Засмотревшись на это суровое великолепие, я не заметила того, что встала на пути двух прохожих, спешивших на городскую площадь. Один из них, тот что был помоложе и, видно, из аристократов, толкнул меня в бок, недовольно поморщился.

– Эй, нищенка, уйди с дороги! От тебя воняет, и ты мешаешь нормальным людям, – юноша с отвращением взглянул на меня. Я заметила, что Кимико нахмурилась и коршуном устремилась на мою защиту.

– Тупица! Знаешь ли ты, идиот, кого ты только что обозвал «нищенкой»?!

Человек постарше, возможно, являющийся родственником юноши, агрессивно замахал кулаками.

– Нищенка есть нищенка, что ещё здесь можно сказать? И потом, уйдите отсюда, вы загораживаете нам дорогу.

Я дёрнула Кимико за руки.

– Не стоит, дрогая, поедем дальше. Не связывайся с этими людьми.

Однако заведённую Кимико уже невозможно было остановить.

– Разве вы, тупицы, не узнаете Оно-но Комати! Ту самую Оно-но Комати, которой император Ниммё посвящал свои стихи и в честь которой построил дворец и множество храмов! Ту самую Оно-но Комати, которая однажды остановила засуху, и Япония была спасена от голода!

Я заметила, что юноша внимательно присмотрелся ко мне, затем хлопнул себя по колену и дико расхохотался.

– Оно-но Комати! Оно, эта стареющая нищенка, является богиней красавицей Оно-но Комати! Ха-ха! Если это так, тогда я – сам Великий Будда, достигший когда-то Нирваны ещё при жизни.

– Не святотатствуй, щенок! – огрызнулась Кимико, – я – монахиня культа синто, и даже это не останавливает тебя!

– Император Монтоку благоволит к буддизму, а не к синтоизму. Иди своей дорогой, старуха, не смей называть себя Оно-но Комати!

Они устремились дальше, при этом мужчина постарше пригрозил нам кулаком. Я утёрла слёзы.

– Не плачь, сестра. Это – невежественные люди. Что ещё можно сказать?