Оно того стоит

Глазами пробегаю вокруг, незаметно ища лицо того таинственного незнакомца, которому посчастливилось увидеть меня не в самом лучшем виде. Ну, не худшем, но и определенно не самом лучшем виде. Хммм... здесь совсем немного мужчин.

— Большинство парней, похоже, отсутствует, — замечает Лидия, словно она знает, что я подмечаю отсутствие тестостерона. — Наверное, они изучают владения.

По крайней мере, моя мать тоже отсутствует. К счастью, сегодня что-то происходит.

Девчонки, играющие в крокет, начинают визжать, и я закатываю глаза. Нам даже не нравится невеста, так что немного странно тусоваться с тридцатью другими женщинами, которые собрались здесь, чтобы отпраздновать главное событие в жизни первой разлучницы и моего сводного брата изменника.

Я говорила Лидии не встречаться с ним. Никто меня не слушает…

Розовые украшения развешаны практически везде. Снаружи даже стоят розовые диваны, и я клянусь, что розовые канделябры свисают прямо с деревьев, благо — деревья не розовые.

Розовые свечи горят в центре нашего стола в качестве украшения, и меня удивляет, отчего пламя не розовое. Розовые лепестки цветов повсюду на розовой скатерти, розовые чехлы на стульях украшают сиденья, а розовые ... К черту все розовое. Вы уловили мысль. Похоже, здесь взорвалась бутылка Пепто-Бисмола, пролившись на украшения, создав тем самым чертов розовый Апокалипсис.

 Даже Барби поежилась бы, увидев эту постановку.

— Черт, — стонет Лидия.

— Что такое? — мы с Хенли спрашиваем одновременно.

— Он здесь, — говорит она, будто она не может в это поверить.

Стараюсь проследить за ее взглядом и вижу, как Андерсон поднимается и обнимает свою невесту, окутанный сиянием одной из розовых наружных люстр.

— Ну, это ведь его свадьба, — напоминает ей Хенли. — Ты думала, что не увидишь его?

— Я просто не ожидала увидеть его так скоро, — тихо говорит Лидия.

Она хмурится, глядя в сторону, и я решаю выкинуть что-нибудь глупое.

— Сейчас вернусь, — говорю я им.

— В следующий раз произнеси это голосом Терминатора, — говорит Хенли, покручивая в руке бокал шампанского. — У тебя классно получается.

Таким темпами мы потратим время впустую, прежде чем начнется вечеринка. Вставая, я направляюсь к розовому шведскому столу с вышивкой нарциссов на скатерти, по пути хватая бутылку виски и бутылку водки из бара, засовывая бутылку водки под мышку.

Фуршетный стол находится под большим навесом и стоит бесхозный. Еду еще не подали, но напитки пользуются всеобщим вниманием. До празднества еще далеко, и люди, кажется, не замечают меня. Не говоря уже о том, что здесь немного темнее.

Даже не осмотревшись по сторонам, отвинчиваю крышку и выливаю все содержимое бутылки виски в чашу для пунша. Затем с ангельским видом хватаю кувшин с водой и выливаю его содержимое до того, как наполнить водкой кувшин для лимонада. Улыбаясь, бросаю две пустые бутылки под стол, оглядываюсь вокруг, чтобы убедиться, что никто в этот момент не наблюдает за мной — кроме моих любопытных друзей — и весело направляюсь вприпрыжку обратно в сторону своего столика.

Ну, я стараюсь, честно стараюсь прыгать. В конечном итоге спотыкаюсь передней частью носка туфли о землю и падаю вперед, делая резкий, болезненный вдох за секунды до того, как чье-то тело останавливает мое падение. Моя голова врезается в твердую грудь, и две сильные руки хватают меня за бедра, удерживая меня.

Сегодня не мой день.

— Полегче, барышня, — произносит знакомый, глубокий голос, пробирая меня до костей.

Приподнимаю голову, мои глаза лезут на лоб, когда я пялюсь на парня, ухмыляющегося мне в ответ. Он подмигивает, и я отступаю назад, спотыкаюсь, чуть ли не падая снова. К счастью, он все еще удерживает меня за бедра и буквально пришпиливает обратно к себе. К сожалению, я снова ударяюсь о его твердое, рельефное, невероятное тело.

Как я превратилась в такую размазню?

— Ты всегда такая грациозная? — насмехается он надо мной.

— А ты всегда преследуешь таких как я?

Его глаза сужаются, когда улыбка сползает с его лица.

— Ты ведь помнишь, что сама первая ворвалась в мою комнату нагишом, верно?

— На мне было полотенце, — напоминаю я ему, как будто это что-то меняет.

— Ты натолкнулась на меня, — продолжает он.

— Ты вообще-то вцепился в меня, — указываю я ему.

Злиться, когда тебя унижают... это называется защитным механизмом. Доходчиво.

Он снимает руки с моих бедер и отступает, поджав губы. В сиянии свечей он выглядит еще сексуальнее. Почему я? Почему он тот, перед кем я облажалась?

— Я рад, что ты врезалась в меня, — говорит он, неторопливо осматривая мое тело.

Шквал противоречивых чувств зародился в самом низу моего живота, и я бы солгала, если бы сказала, что внутри не визжала от самодовольства. Очевидно, снаружи остаюсь неотразимой и крутой.

— А? — смотрю на него вопросительно, и даже выпячиваю бедро, ухмыляясь. — Почему это?

Его глаза снова заблестели каким-то злым блеском.

— Мы пробудем здесь неделю, верно? — спрашивает он риторически.