Оно внутри меня

Как только они оказались в Улиной спальне, сама Уля практически сразу начала истерично смеяться. Ника настороженно наблюдала за происходящим, не решаясь открывать рта.

– Целёхонькое, – Юрий Олегович обследовал окно. Даже положил ладонь на гладкую поверхность стекла, дабы убедиться в этом. Окно и в самом деле было целое. Даже намёка, на то, что здесь вчера произошло. Ни трещин, ни царапин, ничего. Юрий Олегович недовольно пробурчал что-то ещё и ушёл, а Уля так и продолжала смеяться. Похоже, она начала сходить с ума, раз не может отличить реальность от галлюцинаций.

– Что случилось? И где ты была? – строго совсем по-взрослому спросила Ника, скрестив на груди руки, как обычно делает мама, когда с кем-то спорит. И сейчас она напомнила Ульяне маму. Словно та каким-то неведомым образом пересекла сотню километров и в одночасье очутилась перед ней. Она резко перестала смеяться. И уже через секунду не осталось даже тени от улыбки. И уже в следующее мгновение она начала плакать, упав на колени прямо на пол. Ника сразу же подбежала к сестре, обняв её за плечи. По её лицу полились горячие слёзы. Она не зала, что произошло, и из-за чего Ульяна плачет и зачем приезжал учитель физики, но всё равно заплакала вместе с сестрой.

XVII

Сегодня Ника не собиралась ночевать у подруги. Даже если бы Уля стала её уговаривать. Потому что видела, как сестре плохо; измученный болезненный вид, нездоровая худоба, бледное лицо, белки глаз в кровеносных сосудах. Весь день Уля провела в постели. Ника приготовила обед. Ульяна спустилась, проглотила несколько кусков жареного картофеля и вернулась обратно в спальню. Голова кружилась. А через пятнадцать минут её вырвало. Симптомы похожие на сотрясение мозга. Ей нужно в больницу. Но она не станет ничего никому говорить, потому что.… Потому что доказательств того, что с тобой случилось, нет. Нет царапин, хотя ещё утром они были, а к вечеру исчезли.… Нет разбитого окна, а значит, она не выпадала со второго этажа и не могла сломать позвоночник и получить сотрясения мозга. И ей никто не поверит, даже если она поклянётся собственной жизнью. И Юрий Олегович теперь наверняка будет считать её наркоманкой, словившей глюки.

– Мама звонила, – сообщила Ника с какой-то грустью, всё ещё крепко сжимая в кулаке свой сотовый телефон, – Я сказала ей, что ты приболела…

– М… – говорить сил совсем не было, – Она скоро приедет? – свернувшись калачиком, Уля лежала на боку, смотря в одну и ту же точку.

– Сказала, что скорее всего задержится на пару дней, – Ника села на край кровати, положив горячую ладонь на плечо сестры, – Как ты?

– Норм…

Ника тяжело вздохнула. Уля почувствовала какую-то недосказанность. Она посмотрела на неё одними глазами, не поворачивая и не поднимая головы, словно умирающая парализованная собака.

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, – после недолгой паузы всё-таки произнесла Ника, – Вид у тебя не очень…

В этот момент послышался стук в дверь. Кто-то пришёл в гости без предупреждения. На часах уже двадцать тридцать пять. Ника чуть помедлила, встала с кровати и вышла из комнаты. Через минуту она вернулась не одна. Из-за её спины вышла Евлампия, рядом трусил Корнишон.

– Что? Совсем плохо? – соседка подошла к кровати. Уля собиралась запротестовать и приказать Нике выгнать эту сумасшедшую прочь из дома, но Евлампия приложила ей на лоб свою ладонь, и это подействовало, точно так же, когда ты изнываешь от зноя в жаркий июльский день, покупаешь ледяную минералку и прикладываешь прохладную бутылку к раскаленной голове. Уля вдруг ощутила облегчение. Она услышала свой протяжный глубокий выдох, будто до этого момента задерживала дыхание, – Я говорила, муки будут невыносимые. Но ты вся в отца. Такая же упрямая, – она не убирала ладонь со лба девушки и Уля почувствовала, что хочет спать. Это было самое настоящее здоровое желание выспаться. Она услышала, как Евлампия что-то запела на каком-то непонятном языке. Голос её звучал, будто издалека и убаюкивал получше любых сильнодействующих снотворных. Уля уснула. Спокойным здоровым человеческим сном. Впервые за несколько дней.

***

Уже несколько часов Юру доставали головные боли. Он весь день думал об Ульяне. Она просто не хотела покидать его разум, хотя он усердно старался её прогнать. В его сознании всё перемешалось; и желание, и чувство, и презрение, и боль… Он хотел её. Он любил её. Он ненавидел себя за это. Он предатель. Трус и предатель, потому что у него есть женщина, которая любит его и ждёт, а он думает о другой. Он закурил впервые за несколько лет после того, как бросил на втором курсе. Перед ним на столе лежал выключенный сотовый. Он собирался набрать номер мамы Ульяны. Он просто должен это сделать. Должен рассказать, что произошло прошлой ночью.