Оноре де Бальзак

Дело это потребовало от Бальзака не только времени, но и денег: обращения в разные инстанции, переезды, публикация «Письма» обошлись ему по меньшей мере в десять тысяч франков, не считая материального ущерба, вызванного тем, что он вынужден был отложить в сторону свою работу. Хотя был весь в долгах: больших и маленьких, с некоторыми надо было расплатиться немедленно, другие могли подождать, что-то он занимал у друзей, что-то – скорее у недругов. Самым угрожающим выглядел долг Пьеру-Анри Фуллону, который дал ему взаймы под авторские права на «Вотрена» пять тысяч франков, да еще и под огромные проценты. Зная, что писателю нечем расплатиться, угрожал тюрьмой. Бальзак скрывался, садовник Бруэт уверял тем временем судебного исполнителя, что в помещениях, предназначенных для четы Гидобони-Висконти, все принадлежит им, а в домах, которыми владеет его хозяин, нет ничего стоящего. Разгневанный Фуллон продолжал твердо стоять на своем и добился наложения ареста на недвижимость. На этот раз мышеловка захлопнулась. Надо было переезжать. Куда? Надежность улицы Батай вызывала сомнения, вся мебель из мансарды у Бюиссона была продана по требованию Фуллона, оставшееся Оноре перевез в дом номер девятнадцать по улице Басс в Пасси, которым владел мясник Этьен-Дезире Грандемен. Писатель снял его за шестьсот пятьдесят франков на имя Филиберты-Луизы Брюньо или Брюньоль. Но, несмотря ни на что, продолжал цепляться за Жарди. Тучи над его головой продолжали сгущаться. Мать бесконечно жаловалась, что брошена неблагодарным сыном: «Я перестала видеться с тобой из боязни помешать и я бы даже сказала – нарушить твой покой… Уже полгода я живу у своего зятя Сюрвиля, который мне ничего не должен. Для него я – лишний груз, а ему и так достается. Дальше так продолжаться не может. Скажи, сумеешь ли ты выплатить мне часть долга и в чем это будет выражаться… Мне не к кому больше обратиться. Ты должен сказать мне, что делать и на что я могу рассчитывать». При мысли о том, что мать будет жить вместе с ним, Бальзак пришел в ужас: прощай покой, привычки, работа – ураган в лице его матушки сметет и бумаги, и мечты. К тому же у него нет постоянного места жительства. «Я скитаюсь, словно пес, у которого нет хозяина, – отвечает он ей. – Меня одолевают несчастья, и их будет все больше».

Если бы только новая любовь осветила его жизнь! Отношения с Гидобони-Висконти стали прохладными, виделись они все реже. Графиню несколько утомлял ритм жизни ее любовника – он слишком много работал, говорил только о работе, деньгах и семье, все судебные исполнители Франции шли по его следу. Бальзак тоже не находил прежнего удовольствия в присутствии этой молодой женщины. Уж не потерял ли он вкус к любви? Оноре стал реже писать Ганской, обращения к ней не казались теперь столь необходимыми. Он поймал себя на том, что поддерживает эту эпистолярную связь из чувства долга, в силу привычки, а ведь еще недавно каждое послание было проявлением его страсти. К счастью, обнаружилась новая поклонница, представившаяся читательницей, попавшей под обаяние недоступного великого человека. Она прислала ему свою вышивку, он горячо благодарил: «Я могу лишь безгранично восхищаться вами, и для этого мне совсем не обязательно быть предметом заботы вашего „романтического склада ума“… Примите мою благодарность и признательность за эти изысканные подарки». Началась тайная переписка, как когда-то с Ганской и Луизой. Комплименты, признания, уловки, недоговоренности. Незнакомка в конце концов назвала свое имя – Элен-Мари-Фелисите де Валет. Бальзак стал называть ее «Мари» – этим именем он уже нарек когда-то двух избранниц своего сердца – герцогиню д’Абрантес и маркизу де Кастри. Элен де Валет, дочь капитан-лейтенанта из Рошфора, в семнадцать лет вышла замуж за нотариуса из Ванна, в девятнадцать овдовела, жила то в любимой Бретани, то в Париже. У нее были «покровители», о которых она благоразумно умалчивала в своих письмах.