Оноре де Бальзак

Госпожа де Берни тоже не оставила его, готовая помочь материально, если выйдет какая-то заминка. Правда, выдвинула условие: он не должен больше видеться с герцогиней д’Абрантес, она слишком страдала от того, что появилась соперница, и теперь в обмен на свою преданность могла рассчитывать на верность Оноре. Как поступить? Какое-то мгновение ветреный любовник не знает, на что решиться: одна возлюбленная хранит воспоминания о наполеоновских походах, другая – искренне любит, да и ее финансовая поддержка никогда не будет лишней. Наконец, здравый смысл и благодарность берут верх, но не без сожаления отказывается Оноре от женщины с историческим именем ради не столь именитой вкладчицы в его предприятия. Брошенная из коммерческих соображений, герцогиня метала громы и молнии: «Этот разрыв смешон. Чтобы рассеять ваши опасения, скажу без гнева, что полное безразличие пришло на смену всему, что было до сих пор… Но не забудьте, что я женщина, и оставайтесь по крайней мере вежливы со мной, как всякий мужчина должен быть по отношению даже к падшему созданию. Если вы настолько слабы, что вынуждены защищаться, мне вас жаль. Это достойно только сострадания. Не потрудитесь ли вы вернуть мне книги, которые я брала в библиотеке Версаля и которые вы получили только благодаря моему имени».

Теперь надо было запустить машину, которую обслуживали тридцать шесть рабочих, что по тогдашним меркам было мизерным: у Дидо работали двести, у Эвера – пятьсот человек. Первый этаж дома занимала собственно типография, окна которой выходили на улицу Марэ-Сен-Жермен. По винтовой лестнице с железными перилами можно было подняться на второй этаж, где находилась квартира Бальзака: прихожая, столовая, спальня (огромная кровать скрывалась в алькове, стены, обитые голубым перкалем, сообщали этому уголку нечто серафическое). Госпожа де Берни наведывалась сюда каждый день, терпеливо сносила присутствие рабочих, шум машин, запах краски, бумаги, клея. Вместе с Оноре она склонялась над книгами счетов, выслушивала его сногсшибательные планы – Бальзак не умел размениваться на мелочи. Первого августа 1827 года он приобретает шрифтолитейную мастерскую, теперь, помимо Бальзака и Барбье, появляется третий компаньон – Жан-Франсуа Лоран. Госпожа де Берни мужественно субсидирует новое начинание.

Оноре располагает семью печатными станками, лощильным прессом и хорошим набором свинцовых букв, знаков, виньеток. Он готов принять любой заказ, печатает исторические мемуары, каталоги коммерческих фирм, рекламные объявления, дешевенькие брошюры, произведения Мериме, третье издание «Сен-Мара» де Виньи, который будет вспоминать о нем как об очень грязном, очень худом, чрезвычайно разговорчивом молодом человеке, путавшемся в своих речах и брызгавшем слюной из-за отсутствия всех передних зубов в его слишком влажном рту.

Несмотря на столь неприглядную внешность Бальзака, госпожа де Берни продолжала видеть в нем сверхчеловека, гениального, хотя и несколько несерьезного, суматошного. «Госпожа де Берни была для меня божеством, – будет он вспоминать годы спустя. – Была матерью, подругой, семьей, другом, советчиком, она сделала из меня писателя, она утешала молодого человека, плакала как сестра, смеялась, приходила каждый день как целительный сон, во время которого забывались все горести». Но и под нежным ее наблюдением Бальзак не замедлил запутаться в делах: он не умел считать, еще менее – предвидеть, управлял хаотично и, как всегда, видел только глобальное, двигался слишком быстро.

К началу 1828 года средства почти иссякли, забыв о хороших отношениях, потребовал вернуть долг господин Дассонвилль, заказчиков становилось все меньше. Госпожа де Берни начала подумывать, не ошиблась ли, поощряя любовника ввязаться в авантюру с типографией: ей было спокойнее, когда тот писал романы. И, будучи женщиной рассудительной, она скорее готова была простить неверность, чем пережить позор банкротства. В феврале, предвидя финансовую катастрофу, типографию покинул Барбье. Товарищество «Бальзак и Барбье» уступило место товариществу «Лоран, Бальзак и де Берни». Dilecta принесла с собой девять тысяч франков, теперь капитал составил тридцать шесть тысяч, восемнадцать из которых стоило оборудование, предоставленное Лораном. На счету Оноре был лишь долг в четыре с половиной тысячи франков. Извещения кредиторов заполонили его квартиру, лежали на столе, креслах, под часами. Ночами ему снились счета, днем он старался не смотреть в глаза рабочим, которым давно не платили.