Отредактированная под человеческие технологии соответствующего периода версия кампуса у Диана лежала уже лет двадцать, но им все равно пришлось просидеть ночь над компиляцией, обновляя мелкие бытовые подробности и периодически тираня Артура («Твое величество! Проснись! Теплые полы у вас уже есть, или нет еще?» — «Да отстань ты от него, гипокауст еще у римлян был» — «Гипокауст воздухом отапливал. А тут вода!» — «Факт тот, что люди до этого уже додумались, давай дальше. Считай, что это был какой-нибудь Неизвестный, но Очень Талантливый Инженер» — «А чинить потом им это все кто будет? Неизвестный, но Очень Талантливый Сантехник?» — «Не нагнетай. Я как представлю, как они тут будут вручную со всем справляться, так вздрогну» — «Ну, тебе же сказали — рабочие места, социальная политика...» На словах «рабочие места» Артур, наконец, проснулся, и его тут же усадили проверять технику на правдоподобие.)
Деревенька выглядела точно такой же, как была — от наличников бодренькой расцветки до оброненной кем-то впопыхах на дороге варежки.
Даже куб лаборатории в центре в центре остался прежним. Внутри оказался просто просторный светлый зал. Посредине стояла ель, украшенная гирляндами, хлопушками и шарами. Ели Мирддин в своей версии редактуры не помнил.
— Надо же уважать местные традиции, — сказала Нимуэ.
— Верно, — согласился Мирддин.
Над входом была омела, и соответствующую местную традицию тоже следовало уважить.
Вдумчиво. И со всем тщанием.