Видимость, по Гегелю, объективна и противоположна субъективной кажимости. Гегель поддержал идею Канта об объективности видимости и не согласился с Парменидом в том, что видимость противоположна бытию. У видимости есть отрицательный и положительный моменты, и оба этих момента имеют своей основой именно бытие, но вовсе не небытие. Непосредственность небытия, по Гегелю, есть как раз то, что составляет видимость; но это небытие есть не что иное, как отрицательность сущности в ней самой. Сущность определена внутри себя, поэтому она отличается от своего абсолютного единства и обладает видимостью. Причина видимости – определенность ограниченного бытия.
Поскольку видимость – это отблеск оригинала в отражающем и в отблеске нет непосредственно самого оригинала, то видимость есть отрицательное, обладающее бытием, но в чем-то ином, в своем отрицании; она несамостоятельность, снятая в самой себе и ничтожная. Сущность, напротив, содержит внутри себя видимость как бесконечное внутреннее движение, которое определяет ее непосредственность как отрицательность, а ее отрицательность – как непосредственность, и, таким образом, есть видимость себя внутри самой себя. В то же время видимость не сводится к отрицательности, ничтожности, снятости: в ней есть остаток бытия оригинала; это определенность, сквозь которую просвечивает другая определенность, а именно оригинал.
Гегель признает, что видимость имеет еще независимую от сущности непосредственную сторону и есть вообще некоторое «иное» сущности. Растворение ограниченного и конечного в абсолютном он именует «положительной видимостью». Гегель выделяет две основные формы видимости: абстрактную и реальную. Сущность сначала имеет видимость внутри самой себя, в своем простом тождестве. Как таковая, это абстрактная рефлексия, чистое движение ничто через ничто обратно к самому себе. Когда сущность являет себя, она уже реальная видимость, так как моменты видимости обладают существованием. Видимость – это то же самое опосредствование, но ее лишенные опоры моменты имеют в явлении вид непосредственной самостоятельности. Явление есть единство видимости и существования. Когда определенные формы обретают стихию устойчивости, их видимость совершенствуется, переходя в явление, и такую самостоятельность существующего Гегель называет «существенной видимостью».
Онтологическая категория видимости имеет свой гносеологический коррелят в понятии наглядности. Наглядность – особое свойство развитого знания. Она формируется в процессе взаимоотражения (рефлексии) чувственных и рациональных образов так, что над системой понятий, обозначающих познаваемый объект, в конечном итоге надстраивается чувственная «картинка» объекта, воспроизводящая систему понятий в целом[29]
.Гегелевская категория видимости была воспринята марксистами, но грубо и искаженно. В справочных изданиях советского периода видимость чаще всего отождествлялась с противоположным ей (по Гегелю) понятием субъективной кажимости либо с «неадекватным выражением сущности ее односторонними проявлениями». Однако с позиций гегелевской диалектики видимость не сводится ни к кажимости, ни к каким-либо иным формам извращенного отражения, хотя некоторые ее разновидности могут быть охарактеризованы как кажимость или как одностороннее проявление сущности.
Кажимость – искаженная видимость, поверхностный взгляд на вещи, одностороннее или извращенное проявление сущности наружу. Кажимость – не видимость «вообще», но только один из частных случаев видимости. В свою очередь кажимости целесообразно подразделять на два вида: 1) позиционные кажимости, вызванные объективными особенностями условий нашего наблюдения (например, кажимость восхода и захода Солнца вызвана тем, что мы вместе с Землей движемся вокруг Солнца); 2) кажимости-иллюзии, которые сопряжены с дефектом наших познавательных способностей, с обманом чувств, извращенным восприятием действительности (так, мед может показаться горьким при некоторых заболеваниях печени).
Попытки объяснить природу кажимости предпринимались уже в глубокой древности. В древнеиндийской философии веданты истинному миру Брахмана противопоставлялся материальный мир, лишенный в самом себе основания для своего бытия, однако вызывающий в людях наваждение своей реальности. Согласно веданте материальный мир предстает как майя Брахмана, т. е. как иллюзия подлинности; колдовские чары вызывают в нас кажимость мира именно как видение его внешним чувственно данным миром, но не как осуществляемое внутренним способом восприятие Брахмана. Элеаты противопоставляли истинно-сущее миру чувственного опыта, трактуя последний как кажимость, заблуждение.