Онтология трансгрессии. Г. В. Ф. Гегель и Ф. Ницше у истоков новой философской парадигмы (из истории метафизических учений)

Итак, мир – множество бытийно-смысловых перспектив, различных точек зрения. Отсюда недалеко до основного тезиса Ницше, согласно которому мир – воля к власти или, точнее, множество воль, каждая из которых стремится к утверждению своей перспективы существования (своей «точки зрения»), стремится придать миру свой смысл. В XX веке эта идея найдет воплощение в различных постструктуралистских теориях дискурса, представляющих мир в качестве борьбы множества дискурсов за означивание мира. У Лейбница мы обнаруживаем как предвосхищение этих концепций, так и существенные расхождения с ними. [93]

Простые монады организуются в сложные субстанции, которые у Лейбница имеют следующую структуру: «Всякая простая субстанция, или особая монада, являющаяся центром и принципом единства сложной субстанции (например, животного), окружена массой, состоящей из бесконечного множества других монад, образующих собственное тело такой центральной монады».[94] Центральная монада суть определенная перспектива, определенный способ видения мира. Но и другие монады, составляющие массу или тело центральной монады, также представляют собой такие перспективы. Речь, таким образом, идет о подчинении одних перспектив («точек зрения») другой перспективе, выполняющей функцию центра: «существует бесконечное множество ступеней монад, из которых одни более или менее господствуют над другими». [95]

В приведенной цитате Лейбниц говорит о жизни, но жизнь представляет собой не что иное, как определенным образом организованный, себя утверждающий и себя воспроизводящий способ существования, бытийно-смысловую перспективу. «Жизнь есть воля к власти» – скажет впоследствии Ницше.[96] («Leben eben Wille zur Macht ist»).[97] Каждый животный вид разворачивает и утверждает свою перспективу существования, конституирует свой собственный мир. Другими словами, каждый животный вид выражает, высказывает себя – в онтологическом, а не в узко лингвистическом плане. Существование в мире неотделимо от полагания соответствующей перспективы, «точки зрения». Другой вопрос, что эти перспективы могут существенно различаться по степени отчетливости. Они также могут быть настолько устоявшимися, затвердевшими, что их перспективный характер перестает восприниматься в качестве такового. На языке современных дискурс-аналитических подходов подобный феномен определяется как седиментация дискурса.[98]Жизнь во многих своих проявлениях и есть седиментированный дискурс, так что мы склонны воспринимать его как нечто само собой разумеющееся и не имеющее дискурсивной природы. Тем не менее, и здесь речь идет о разворачивании определенной перспективы, воспроизводящей универсум со своей точки зрения. В этом, на наш взгляд, состоит одно из возможных толкований лейбницевского тезиса, что «в природе все наполнено, повсюду есть жизнь».[99]

Возникает следующий вопрос: каким образом это бесконечное множество перспектив составляет единый мир, один универсум? Утверждение не сводимой ни к какому единству множественности, трансгрессии – прерогатива онтологии трансгрессии: «мир вовсе не организм, но хаос»[100] («die Welt durchaus kein Organism ist, sondern das Chaos»).[101] Полагание в основание мира некоего трансцендентного начала, извне скрепляющего многообразие мира печатью единства, составляет суть онтологии трансценденции, метафизики в собственном смысле. Лейбниц не следует ни тому, ни другому направлению, но выбирает срединный путь, позволяющий достичь некоего примирения между трансгрессией и трансценденцией.

Путь этот состоит в полагании Бога как всеохватывающей, вездесущей метаперспективы, которая покрывает собой все наполняющие мир частные перспективы, вбирает их в себя и из себя производит и придает им единство всеобщей согласованности и гармонии. Речь здесь идет не о трансцендентном Боге средневекового теоцентризма, но о всеприсутствующем Боге пантеизма: «Бог – это как бы вездесущий центр, окружности которого нет нигде, все для него существует непосредственно без всякого удаления от центра».[102] Это фактически буквальное воспроизведение базовой пантеистической формулы Николая Кузанского.[103] Правда, Лейбниц не всегда остается последовательным в проведении этой формулы, о чем мы скажем ниже. Сейчас остановимся на метаперспективном характере Бога.