Онтология взрыва

В континуумальном мышлении впервые выступает на поверхность тот факт, что универсальные онтологические образы - это геометрические образы. Трудно представить, насколько далеко от актуальной жизни в ближайшие десятки лет будет отброшен тот, кто окажется за пределами информационно-сетевой жизни. Настолько же трудно вообразить, как далеко из мира, где принимаются решения, будущее выбросит того, для кого геометрическое мышление не станет его витальной данностью.

Всего каких-то 100 лет назад такая точка зрения не нашла бы понимания. Вот, скажем, интуитивист, виталист и иррационалист А. Бергсон для 1912-го года был убедителен, когда говорил, что мир математических понятий глубоко чужд наглядному феноменологическому созерцанию. Сегодня мысль Бергсона кажется слишком простой и поспешной для сильно изменившегося с тех пор мира. Во всяком случае, мы научились глубже смотреть на вещи и не довольствоваться вчерашней очевидностью. С тех пор, как математика перестала быть эвклидовой, наше математическое мышление - это скорее не мир понятий, а мир образов, в котором можно говорить о свободе, необходимой для нашего созерцания.

Связи - это готовый математический образ. Уже Гуссерль в начале века в своем образе интенциональности овеществил связи как реальность, образующую "жизненный мир". Жизненный мир - существенно экзистенциальное понятие, которому в силу его сугубо витальной трансцедентальности трудно поставить в упрек отчуждение от феноменологического созерцания. Образ связей - это окно соответствия не только между старым и новым мирами мышления, но и между миром математических понятий и миром наглядной реальности*.

*В сущности, если подойти к вопросу строго, то мир математических понятий - это тоже жизненный мир, так как является его витально обусловленным порождением. Ведь математика - это не причуда, не каприз высоколобых умников. Это - предмет нашей общей жизни, необходимый для выживания.

Когда Декарт искал краеугольный камень для своей системы мира, он начал с того, что очистил мир от всего, что не могло считаться очевидным материалом или инструментом для этой цели. В результате он получил атомарную структуру мышления, безупречную с точки зрения корпускулярной рациональности. Если мы хотим получить структуру мира в рамках континуумального мышления, мы должны проделать эту работу заново. То есть расчистить мир от всего, что не имеет отношения к инструментальному образу континуума - геометрии.

Вычистить из мира все реально осязаемые его многообразия - этот ход может показаться а) чрезмерно радикальным; б) совершенно необязательным; в) просто-напросто сумасшедшим. Но речь идет об освоении новых витальных полей, о приобретении совершенно нового взгляда на мир, эмбрион которого, тем более, давно и успешно развивается. Трудно ожидать, что на эти обстоятельства будут работать привычные онтологические формы и традиция, одна лишь традиция.

Эмбрион будущей биологической единицы в своем развитии повторяет формы предшествующих этапов биоэволюции, но в конечном счете выходит на совершенно неожиданный для этих форм вид, к тому же одаренный (или обремененный?) новыми возможностями. Вот что интересно: самые рядовые возможности человека в сравнении с возможностями любого его предшественника по эволюционной лестнице выглядят поистине сверхъестественными. Но такими же сверхъестесвенными казались в свое время и идеи квантовой механики, названные тогда сумасшедшими, хотя, в сущности, они далеко не новы - это пифагореизм в чистом виде.

Идея монизировать онтологическую реальность континуумом связей - тоже не более, чем пифагореизм по своей сути. Древняя Греция - вообще место спорогенеза всех теперешних великих идей. Мы далеко ушли от Аристотеля, но иногда кажется, что после античного интеллектуального взрыва больше ничего не осталось сказать нового. Древние греки, которые развернули перед миром гармоническую теорию музыки и онтогенетические возможности мифа, предстают перед нами как обладатели уникальной музыкальной интуиции, подарившей нам образы вечного пользования. Вот, например, что значит платоновская жажда целостности и стремление к ней*

*Платон, "Пир".

в переводе на сейчас, кажется, уже широко используемый язык математических понятий, как не состояние устойчивости - такое состояние, из которого гораздо труднее подвергнуться изменениям, чем из любого другого?

Удивительная склонность всей античной мысли к числу, к мере и к геометрии как к образам, ответственным за структуру мира, выразила не менее удивительную онтологическую музыкальность древних греков, которая, скорее всего, никогда не будет повторена. Очень мало опыта и очень много интуиции, и загадочный жизненный порыв в глубину вещей - вот и все их оружие, с которым они вышли завоевывать мир episteme, совсем, кажется, и не обязательный, когда неплохо живется и в мире doxa. (Впрочем, и не более необязательный, чем Руно или Илион, символы древнегреческой интеллектуальной агрессии.)