Онтология взрыва

Надо ли задумываться, как выглядят киты (или слоны? или черепахи?), на которых покоится наша Земля? Вообще, как велика может и должна быть глубина залегания теоретических оснований, привлекаемых нами для построения нашей каждодневной жизни? Кажется, это и не вопрос вовсе. Если хлеб наш насущный мы добываем в поле, то это где-то в районе нижней границы гумуса, а если наши интересы связаны с бокситами или нефтью, то, конечно, глубже.

Основная, а в общем-то, единственная задача, которую мы решаем каждую единицу времени, это выживание - стоим ли мы у конвейера или сидим за столом, спим, едем в вагоне Москва - Петушки, поем или воюем. И так ли важно для этого знать, какая принята нынче система: птолемеевская или коперниканская? Бессмертному Шерлоку Холмсу, например, это так и не понадобилось.

Но умозрительная картина мира, осмысленная модель жизни - это нечто большее, чем мертвое поле скучного и притом запутанного теоретизирования для зануд- специалистов. Это - тот самый гумус, на котором вырастает наша ориентация в мире и (как бы громко это ни звучало), условия нашего выживания. Никому и никогда не удавалось обойти проблему оскудения пахотных земель, -- когда поля, что кормили, отказывались делать это дальше; приходилось осваивать новые.

С тех пор, как первого земледельца привычное его поле впервые озадачило истощением своих возможностей, в общем-то, именно по этой схеме приходили времена Перемен ( в которые, согласно китайской мудрости, живут проклятые).

Перемены

По идее, будет день, будет и пища. То есть день грядущий нас накормит, если мы будем все делать правильно и если ничего не случится. В общих чертах и по большому счету, именно к этому сводится (и всегда сводилась) наша вера. Кроме того, мы уже сегодня знаем, что для этого нужно делать, и делаем, каждый на своем месте. Знание это (или вера в него) внушает спокойствие и безмятежность. До тех пор, пока не начинает что-то происходить -- что-то, чего мы не ждали. Что же?

Про весну-то мы все знаем. И про восход-заход тоже. А вот пришла не та власть. Или войну развязали. Мор. Засуха. Потоп.

Потоп - это вообще символ глобальных перемен. Он, как известно из первоисточников, - наказание божье. За то, что жили, как сами неправильно придумали, а не так, как велено и как правильно.

Но как узнать, как правильно? И вообще, разве можем мы на что-то влиять? Разве почва уходит из-под ног оттого, что придумали что-то не так? Оттого теряется контакт с реальностью? Почему мир, который был оседлан нами и в общем-то послушен, вдруг становится на дыбы, взбрыкивает и норовит сбросить нас, а мы переходим в режим страха или, по крайней мере, смятения?

Есть два способа писать слово "апокалипсис": апокалипсис и Апокалипсис. И есть перемены и Перемены. Большая буква должна соответствовать Большому.

Каждый день размеренные капли маленьких перемен заставляют нашу жизнь быть осмысленной, пока сама их размеренность не делает их до скуки однообразными. Но желание на смену просчитанным и подконтрольным переменам получить перемены остросюжетные и непредсказуемые сочетается с животным страхом потерять над ними контроль.

В сущности, ничто не страшит нас сильнее, чем Перемены. Страх и смятение идут в комплекте к ним. Но так как мы никогда не решаем никаких других задач, кроме задачи выживания, даже в том, как мы заглушаем свой страх перед переменами, нет ничего, кроме глубокой витальной потребности.

Мир начала только что прошедшего века, как никогда богемизированный и кокаинизированный, получил свою дозу опустошительных Перемен. Перемен, лучшую картину которых дает сравнение размеренного и цивилизованного еще 14-го и 18-го, года товарища Маузера, года, составленного из расстрелов, тифа, холода и мора.

Здесь необходимо уточнить ударение: не потому мир получил катаклизмы перемен, что обнаружил свой иррациональный просчет по отношению к правильным моральным истинам, а из-за того, что почувствовал неизбежность в них вступить, он рационально подготовил себя к их витальной необходимости, как берсерк, поедавший свой мухомор перед вступлением в витально необходимый бой.

Перемены - это кризисы, крушение просчитанного завтра, неоправдание надежд и ожиданий. Это, наконец, периоды максимального беспорядка и беззакония. Сегодняшняя традиция физического моделирования отнесла бы этот феномен к так называемым краевым эффектам. А они не просчитываются, не подпадают под юрисдикцию традиционных рациональных схем.

Самые глубинные пласты бессознательного претерпевают сдвиги во времена Перемен. Недаром Э. Дюркгейм именно к ним привязывает потоки третьего из своих трех типов суицида - аномического (то есть внезаконного, не подчиненного рационально формулируемой мотивации). Этот итог неудержимого чувства выброшенности из мира, бессилие ответить на Перемены есть экстремальная и массовая форма сдвига в глубинах бессознательного (но, к счастью, не единственная).