Онтопсихология. Психотерапия. Эфирное поле

Когда я работаю с клиентом над тем, чтобы он смог принять, а затем превзойти сексуальный или агрессивный заряд, вначале я знакомлю его с этим инстинктом, восстанавливая его священную жизненность, а затем приглашаю его выйти за пределы того значения, символом которого являются секс или агрессивность: «…ну вот, теперь двигайся дальше, за этим стоит нечто иное». Все в индивиде имеет важнейшее значение, даже волосы. «Вы не знали, что волосы на вашей голове тоже играют роль?» Вчера мы начали нашу лекцию словами: «для того, чтобы понять этот лист бумаги…».

Онтотерапевт видит в сущностной мотивации переменные модуляции индивида, излишне поглощенного историческими обстоятельствами, которые несут в себе отклонение.

Замечание в скобках. Общество подобно индивиду обладает своими комплексами и щизофренией. Именно от общества индивид впитывает невротизирующую динамику. Оно подобно макроскопическому родителю, который внушает индивиду первородный грех, вносящий искажение в изначальную невинность. Индивид рождается органическим и великолепным созданием, но сфера «Я» формируется как индивидуация только из интроекции социального, которая начинается в доречевой период. Когда модель интроецирована[25], она начинает функционировать, так начинается психоз как защитная позиция пациента: социум ощущается как опасность и порождает агрессивный страх в качестве защиты. Изначальное великолепие возвращается, как только пациент обучается доверять чувству реальности.

Ребенок всегда рождается непогрешимым; искажение может зародиться только лишь в период адаптации. Ребенок должен адаптироваться, в той мере, в которой адаптация функциональна для жизни в биологическом плане и для защиты своей индивидуальности в плане социальном. Для того чтобы достичь успеха, нужно соблюдать основные правила (а значит, не все) педагогики, их применение должно опираться на удовлетворение потребностей ребенка. К сожалению, семья ограничивает его до роли верного исполнителя социального комплекса, вот почему невроз и шизофрения становятся затем своего рода спасением для закомплексованного индивида (Р. Лэнг[26] (1927-1989)).

Когда Христос спрашивает имя одержимого, встреченного им в Иерусалиме, тот ему отвечает: «Имя мне – Легион»[27]. Многие ощущают в себе этот легион, вместо единства личности. Масс-медиа, религиозные модели и предрассудки, которые фиксируют искажение в отдельно взятом человеке, а также различные потусторонние оккультные динамики подавленных бессознательных взрослых членов семьи, – все это латентно программирует официально диагностируемую шизофрению и фрустрацию инстинктов.

Я сделал это замечание, чтобы вы понимали, когда я говорю пациенту суровую правду, я стою на его стороне, проявляя истинную любовь к нему. Говоря ему, что он шизофреник, и что его все отвергают, я расчищаю путь, не для того, чтобы подчинить или сделать его послушным, но чтобы передать в его единое управление ту часть, которая была в аренде у страха. То есть это подготовка к изгнанию легионеров и устранению расщепления между инстинктивностью или реальностью и выдуманным страхом. Когда я раскрываю свое понимание любви, я не говорю о заботливой благости, речь идет о жизненном эгоизме: любя его я люблю самого себя, встречая его, я утверждаю приоритетное существование самого себя как абсолютной свободы, которая принадлежит обоим. Интересуясь эрекцией его пениса, проблемами его пищеварения, его мигренью, его страхами, я проявляю интерес к конкретности его внутреннего ядра, его самости[28]. В действительности, конкретность, которой я являюсь, требует также и эпидермического факта. Ядро Ин-се не может воспринимать радость, реальность жизни без всего того, что дается исторически. Непонимание листа бумаги дает непонимание мира. Никто не может идентифицировать себя за пределами собственной телесной индивидуации. Конкретность нашему бытию дает именно телесное ограничение, именно оно устанавливает нашу вечность, наше время.