Оп Олооп

— Ваши замечания неуместны. Функция униженного заключается в восхвалении унижения. Но он делает это, превозмогая себя. Как шевалье, вызывающий богохульника, оскорбившего Деву Марию, на дуэль не в силу чрезмерной религиозности, но потому что так велит ему воспитание, ведь Пресвятая Дева тоже слабая женщина… (Выпрямившись, с вызовом обводит всех взглядом.) И вот, Франциска, те voici.[73] Глупость, граничащая с тупостью, заставила меня подозревать, что речь идет просто о еще одной карточке, о готовности сожительствовать, прельстившись сладкими посулами страсти, что ты, Франциска, забыла об этике сожительства, водрузив на древко флаги страсти и дерзости. (Косой взгляд на Пеньяранду.) Ты, что пробовала на вкус «Признания» Руссо так осторожно, словно это был пирог с песком вместо начинки, проглотила бы, я в этом уверен, на этом ужине конфету острых речей с подлинным, невыразимым удовольствием. Ты больше, чем кто бы то ни было, знаешь глубокую радость, которую испытывает человек, подловив другого на глупости. Восхитительной глупости, распаляющейся от собственной неспособности понять и пытающейся, в плену собственных заблуждений, злобно поучать всех подряд (презрительная гримаса в сторону Эрика). Здесь, Франци, все еще есть люди породы Дон Жуана. Они восхваляют его и носятся с ним, словно пещерные люди. И демонстрируют столь же низменное духовное сродство. И потому в потаенном boudoir своего воображения они заново изобретают, страдая от собственного бессилия, кривой путь, вымощенный их неуклюжей чувственностью (глядит с омерзением в сторону Суреды). Им неведомо, что на иронии их жизненного пути я построил эстетику любви, отличную от механики инстинктов, которыми они так кичатся.

Они не понимают, что «теорема соблазнителя» решается посредством уравнения из психиатрии. Не знают, что он был человеком-кроликом, дохлым убожеством, никогда и никого не любившим (саркастичный взгляд на Сиприано). Люди, жаждущие и неспособные унять эту жажду, обречены на бесконечную тоску, призванную украсить монотонность сумерек. Но те, кто отпил из чаши и помочился в нее, те, кто, не ведая жажды, испил слишком много, никогда не увидят на лодке Харона букета из женских рук, образующих, подобно цветам, утешительный образ сердца (грубый упрек Ивару Киттилаа). Подобно старому фавну, я буду живо вспоминать аромат сорванных мной роз. Как почитатель Ронсара, я обошел все сады, чтобы составить grand luxe каталог любви. И в полном упадке рассудка мое нутро, отведавшее бальзам чисел, будет наслаждаться их плотским воплощением, уподобившись флакону из-под ароматных масел, ставшему метафорой цветочной клумбы (выпад в сторону Гастона). Гедонисты, бесчувственные погонщики стада удовольствий, никогда не смогут понять меня. Достигнув высот Казановы, я никогда не опускался до его низости. Они поставят меня по соседству с грязным Аретино, на соседнюю полку с Овидием и Марциалом. Именно поэтому я оттачиваю свое стремление убеждать. Стремление демонстрировать глубину духа, а не чувствительность слизистых. И я готов бороться, пока бесплодные, но возвышенные усилия не истощат меня. (Обводит всех трагическим взглядом и замолкает.)

Оп Олооп взмок и побледнел.

Стоило ему разгорячиться, как связки напряглись, кровь прилила к его лицу и оно приобрело острые черты. На матовом овале проступили V-образные очертания переносицы, перевернутая «Т» носа и широкая, выдающаяся вперед «U» подбородка. Надо всем этим, в высшей точке кипения, вздыбились волнами каштанового цвета волосы.

Гости воспользовались его прострацией, чтобы исподтишка понаблюдать за ним, подобно любопытным соседям, подглядывающим через дырку в заборе, сующим нос в чужие спальни и пытающимся залезть в запретные места. Но ничего не увидели. Он был погружен в упорное помрачение. Тогда кто-то поднес палец к губам. Последовали жалостливые взгляды и утвердительные кивки головой. По всеобщему молчаливому согласию они решили оставить без ответа дерзости его речи.

И только комиссар путей воздушного сообщения не смог не раскритиковать его выходку:

— С чего бы мне молчать? Я не только не обижал его — я его защищал. И не собираюсь сносить оскорблений. Удивительная бесцеремонность.

Сутенер почувствовал в его раздражении смесь благородства и вызванного алкоголем упрямства. И сказал успокаивающе: