Опаленная юность

Поблагодарив старика, Андрей занялся пришиванием петлиц. Шить он не умел и справился с этой задачей, когда все уже были одеты. Надев гимнастерку, он увидел, что петлицы пришиты вкось и вкривь. Чуть не плача от досады, он отодрал их и стал пришивать снова.

Перед сном роту построили на вечернюю поверку. В новой военной форме добровольцы выглядели подтянуто, молодцевато.

Началась перекличка, затем переформирование взводов. Молодой, щеголеватый лейтенант зачитывал фамилии по списку. Названные выходили вперед и строились в шеренгу.

— Артамонов, Букин, Бобров, Захаров! — отрывисто произносил лейтенант, и строй таял. — Иванов!

Из строя вышел седоусый сосед Андрея.

— Каневский, Копалкин, Кузнецов, Курганов!..

— Живем, Андрик! — обрадованно шепнул Кузя. — Вместе воевать будем!

— Родин, Черных… — продолжал выкрикивать командир и, близоруко сузив глаза, неуверенно прочел: — Тятин, что ли?

— Тютин, — отозвался здоровяк в сбитой на макушку пилотке.

— Хорош! — ощупывая взглядом великана, улыбнулся лейтенант. — Килограммов сто?

— Малость побольше, — смущенно прогудел Тютин.

— Сто двадцать пять, товарищ лейтенант! — звонко выкрикнул Каневский.

— А вас я не спрашивал. Разговаривать в строю не положено, — нахмурился лейтенант. — Теперь разрешите представиться. Бельский, командир первого взвода.

Впоследствии выяснилось, что «не положено» — любимое выражение нового командира. Эти слова с одинаково нудной интонацией он повторял по малейшему поводу. Прилизанный, затянутый в рюмочку, с полукруглыми подбритыми бровями над холодными серыми глазами, Бельский принадлежал к типу людей, любящих вечно поучать других, хотя порой сами знают меньше, чем те, к кому обращены их поучения.

Обнаружив у Родина несвежий подворотничок, лейтенант пилил несчастного больше получаса. Обалдевший от внушения Петька, хотя и сознавал, что командир прав, смотрел на шевелящиеся, оттененные неровной ниточкой усов губы лейтенанта с явной злостью.

К командиру роты Быкову отношение было иное.

Ширококостный, нескладный, рябой, с длинными, вылезающими из рукавов гимнастерки руками, он был простым человеком, хорошим товарищем, готовым всегда помочь, объяснить, посоветовать.

Вечерами Быков заходил в зеленые шалашики и запросто беседовал с бойцами, интересовался их домашними делами. Это особенно нравилось пожилым. Посасывая короткую трубку, командир роты подолгу разговаривал с Муриным и Чулковым, бывшими подмосковными колхозниками, расспрашивал их о посевах, о количестве собранного с гектара зерна, об уборке картофеля. Как-то раз он даже принес с собою затрепанную тетрадь с чертежом и советовался насчет конструкции картофелекопалки, над созданием которой работал будучи еще бригадиром колхоза «Большевик» Раменского района.

Как-то раз Андрей плохо вымыл котелок. В нем остались крупинки каши и застывшие ручейки сала.

Лейтенант Бельский поставил Курганова в положение «смирно» и забубнил свое: «Не положено». Проходивший мимо Быков отпустил лейтенанта, взял котелок и сказал Андрею:

— Пойдем со мной!

Быков привел Андрея к себе в палатку, вымыл котелок и, отдавая его красному от стыда Курганову, сказал почти ласково:

— Раньше за тебя отец-мать работали, теперь нужно самому. Кто же моет посуду холодной водой? Нагрей на костре водички и мой. И протри до блеска. Слышал пословицу солдатскую; «Блестит, как медный котелок»? То-то. Ты, Курганов, присматривайся больше к старикам, они научат.

Вечером в шалаше Андрей рассказывал ребятам, как проучил его командир.

Леня Захаров, до сих пор сердитый на Андрея за малодушие на комсомольском собрании, буркнул:

— Все хорошие, когда спят! Посмотрим, как в боях себя проявит.

— Молчал бы уж! Сам небось из окопа носа не высунешь!

— Засохни, трус! Если ты Вовки Панова испугался, то от немцев умрешь со страху.

— Р-разговорчики после отбоя? А ну, замолчать! Не положено.

Когда шаги лейтенанта затихли, Леня зашептал:

— Ребята, а я и забыл! Потрясающая новость!

— Что еще? — сонно пробурчал Родин.

— Помните, Вовка Панов речь держал, когда нас провожали?

— Ну, и что?

— Так вот, после этой речи он с родителями эвакуировался в Ташкент.

— Не может быть!

— Врешь!

— Точно. В санчасти одна женщина из Ильинки работает, она рассказывала. Они с Вовкой в одном доме живут.

— Здорово! — захохотал Кузя. — Нас призывал родину защищать, а сам — лататы в кусты!

— Гад Вовка, я давно говорил, — забасил Бобров, — к тому ползучий…

— Хватит, ребята, болтать! — поднял голову дядя Ваня. — Удрал ваш Вовка, и хрен с ним. Раз трус, так из него боец, как из дерьма пуля. Спать давайте.

— Вот это сказал, дедок!

— Правильно бухнул.