Старый помещик Игорь Степанович Фролов встречал рассвет в мрачном настроении. Разлёгшись на скамье, что стояла на террасе его загородного дома, он потянулся за четвёртым по счёту стаканом водки. Повод напиться с самого утра был, причём очень горький — его старшего сына, Евгения Фролова, что отмечал день рождения своей подруги на берегу Райского озера, застрелил какой-то психопат.
Дом, в котором шло празднование, сгорел дотла. Огонь уничтожил все возможные доказательства и улики. Было найдено разве что ружьё, чей серийный номер указывал на сына другого дворянина — Волкова. Но тот никак не мог напасть — он тоже подвергся нападению этой ночью, буквально часом ранее, чем был застрелен Евгений. И получил серьёзные травмы лица, настолько, что ему теперь потребуется несколько операций.
Имя нападавшего, как и адрес его проживания, не были для Игоря Степановича тайной. Тот же, что убил демона в Храме Призыва. Тот же, что избил помещика Осипова. Тот же, что отбил нападение киллера в центре города с Такахаси Аки. Иван Андреевич Ронин.
Выпив залпом содержимое стакана, Фролов потянулся к личному делу восходящей звезды каратэ. Так его называл младший из сыновей помещика, Егор. Так что на всякий случай Игорь Степанович достал дело парня, думая о возможности когда-нибудь пригласить его к себе на службу. Ходили разные слухи о том, как он оскорбил Её Высочество на торжественном вечере в честь победителей, и он никак не мог обзавестись хозяином. Но бумаги оказались нужны по совершенно другой причине.
— Егор! — позвал помещик младшего сына. Тот сидел молча в комнате, трясясь всем телом. Евгений был не только братом Егору, но также и самым близким из друзей. Ближе не была даже мать. И так уж вышло, что именно младший сын всё время опекал старшего, повзрослев намного раньше. Младший Фролов лил слёзы, сжав зубы — лишь бы не проронить ни единого всхлипа. Он хотел поехать вместе с братом. Он бы мог его спасти. Но Евгений решил иначе. И эта ошибка, что он не настоял, засела в его сердце острым ножом. Когда его позвал отец, юноша вздрогнул и, утерев мокрые глаза рукавом, подошёл к главе семейства.
— Слушаю вас, отец, — отношения в семье были не добрые и семейные, но жёсткие и порой жестокие. Несмотря ни на что, дети всё ещё любили своего отца, и тот отвечал им взаимностью. По-своему, как умел.
— Ты отомстишь за Евгения. Поезжай на этот адрес. Уничтожь там всё. Убей всех, кого найдёшь. И если этот… подонок там, помни — он должен страдать перед смертью. Если нет — пусть винит себя в смерти близких. Ему вернётся зло сторицей…
Егор взял протянутую ему отцом бумагу. И приготовился ехать в Дорогобуж.
Глава 20
Пройдя через двери, я оказался в небольшом круглом зале с круглым же столом по центру комнаты. Лампа над серединой стола высвечивала пятерых человек, трое из которых были мне уже знакомы. Петр Павлович Воробьёв, Николай Александрович Булычев и Её Сиятельство Анастасия Николаевна. Двух других мужчин, одетых, как и два графа, в белые мантии, я не знал. Но чтобы понять, что они не менее важные шишки, чем те, кого я узнал, не нужно быть семи пядей во лбу.
— Добро пожаловать, Иван Андреевич, — княжна поприветствовала меня с лёгким поклоном, отчего я несколько растерялся. Благо, Катя подтолкнула меня в спину — и чтобы я не стоял на проходе, и чтобы не тормозил.
— Здравствуйте, Ваше Сиятельство, — поклонился я ей в ответ.
— Сиятельство — это про вот этих вот джентльменов, — показала Анастасия Николаевна рукой в сторону сидящих за столом мужчин. Сама же она сидела на столе, и соскочила с него, как только я её поприветствовал.
— Ваше Высочество, извините нас, но здесь все, кто вошёл, общаются на равных, как им удобно, — сказала байкерша, не выказывая даже намёка на преклонение перед княжной императорской крови.
— Вот значит как… Тогда вы, Екатерина Николаевна, не будете против, что я буду называть вас просто Катей? — княжна выглядела несколько обиженной. Наверное, не очень приятно, когда с таким титулом приходится быть на равных с простолюдином.
— Конечно. Вы можете звать меня как пожелаете, — легко улыбнулась ей Катя.
— Кхм-кхм, — прокашлялся Пётр Павлович, с неодобрением смотря на завязавших глупейший разговор девушек. Нет, возможно, для носительницы монаршей крови он таким не был, но в данной ситуации я был благодарен Воробьёву. Не место и не время, чтобы обмениваться колкостями.
Обе девушки замолчали, вопросительно смотря на графа. Слово взял Николай Александрович:
— Катенька, проходи, родная. И садись — мы будем долго говорить. И ещё дольше слушать, если этот молодой человек на самом деле тот, кем мы его считаем.
— Разве в этом могут быть какие-то сомнения? Право, сомневаюсь, — забасил брюнет, которому бы явно не помешало сбросить килограмм так тридцать. Ещё и усы выглядят отвратительно, словно щётка для обуви.