— Менду, менду! (Здравствуйте, Здравствуйте!)
Составив себе еще под Саратовом общее представление о калмыках как о народе с безобразною наружностью, Илюша при входе в кибитку был приятно изумлен и невольно загляделся на девочку-подросточ-ка, выделявшуюся среди присутствовавших калмычек своею редкою миловидностью. Даже выдающиеся скулы и разрезанные вкось глаза не портили ее дикой красоты. Насаженная набекрень своеобразно нарядная соболья шапочка с серебряной пуговкой на верхушке и отделанная пестрыми ленточками сеточка от комаров и мошек; шелковая безрукавка и терлик, расшитые позументами и усаженные блестящими пуговками; шелковые шаровары и сафьяновые, бирюзового цвета башмачки с загнутыми вверх носками — все согласовалось как нельзя лучше с ее невинным, хорошеньким личиком, с ее стройным, полудетским станом.
Со своей стороны и девочка метала на вновь прибывших долгие, любопытные взгляды и привлекла этим, оказалось, также взоры парусного мастера. Усевшись вместе с лейтенантом и Илюшей на разостланных коврах, Стрюйс вполголоса заметил Старку, что вот и среди калмычек есть своего рода милашки.
Илюша, зная хорошо по-немецки, в течение трехмесячного плавания по Волге с голландцами настолько освоился с их языком, родственным немецкому, что понимал уже почти каждое их слово.
— Вы говорите об этом подросточке? — тихонько же переспросил Старк. — Это внучка гостя-гелюнга. Сейчас вот в честь их обоих начнется представление наподобие олимпийских игр.
— Единоборство?
— Да, и без всякого оружия. Ведь у калмыков с раннего детства любимая забава — борьба. Недаром у них так развита мускулатура всего тела.
— А где же борцы?
— За ними уже послано. В каждой кибитке есть борцы разных возрастов. Гелюнги дают секретный приказ — привести таких-то борцов, и каждому борцу накидывают на голову покрывало, чтобы он заранее не видел противника. Да вот их никак и ведут.
С улицы, действительно, донесся усиленный гомон, а вслед затем в кибитку были введены двое юношей, избранных для борьбы. Через головы до самого пояса им были переброшены собственные же их кафтаны. Поставив их одного против другого, с голов их разом сорвали кафтаны, и тут только, очутившись лицом к лицу с противником, каждый из них понял, с кем имеет дело.
Никакая одежда не стесняла движений их молодых, мускулистых, смуглых тел. Только вокруг бедер была перевязка, чтобы противнику было за что ухватиться.
Секунду одну, не более, глядели борцы в глаза друг другу, как бы соображая наиболее выгодные приемы для одоления такого противника. В следующий миг они уже схватились — и началась борьба.
То не была, однако, порывистая, неуклюжая схватка наших деревенских парней — о, нет! То была правильная, красивая в каждом телодвижении борьба опытных гимнастов. Что за напряжение мышц! Что за изумительная увертливость и в то же время грация!
Но всему есть предел. Силы обоих борцов, видимо, слабеют. Один из них вдруг пошатнулся… Но ему не дали упасть. Накинув снова на головы обоим кафтаны, их вывели вон из кибитки. Гости-голландцы выразили хозяевам благодарность за доставленное удовольствие, а затем собрали меж собой небольшую сумму для передачи борцам.
— Как бы только из-за этого они опять не передрались, — заметил Бутлер, — злоба их, верно, еще не уходилась.
— Что ты, господин! — отвечал один из гелюнгов. — У наших молодцов, как кончилась игра, так сейчас и мир. Ваши деньги они поделят по-братски, совсем поровну. Теперя пойдет такая ж игра на улице у мальчишек поменьше. Угодно тоже посмотреть аль послушаете песни наших девушек?
Голландцы предпочли пение. В руках у подростка-внучки старшего гелюнга очутился трехструнный инструмент вроде балалайки. По знаку деда девочка забренчала по струнам и звонким голоском затянула довольно однообразную грустную песню. После первой строфы за запевалыцицей подхватила ее соседка, за тою — третья, и так песня обошла всех калмычек, пока не настал опять черед запевальщицы. Тут пальцы ее забегали по струнам быстрее. Приподнявшись со своего ковра, она выступила на средину кибитки и затопала ножками.
То не был настоящий танец, а равномерное переминание, покачивание всем телом на одном месте. Тем не менее все движения молоденькой танцовщицы были исполнены такой изящной плавности, что ни Илюша, ни даже взрослые зрители не могли оторвать от нее глаз.
Глава пятнадцатая
НЕЗВАНЫЙ ГОСТЬ ХУЖЕ ТАТАРИНА
Между тем на улице, судя по оживленным возгласам, долетавшим в кибитку, продолжалось единоборство калмычат. Тут к поощрительным крикам на калмыцком языке присоединилось и зычное подзадоривание на русском.
— Ай молодца, молодчище! Да коленком поддай ему, слышишь, ну? Вот так! Ха-ха-ха-ха!
За громогласным хохотом последовало многоголосое, не менее гулкое эхо.
— Верно, казаки, — сказал Стрюйс. — Как бы сюда не заглянули… Ну, так и есть!